Проповедник

Когда ей с помощью скрытых ранее ресурсов сил удалось добиться развода, она впервые почувствовала себя сильной, непобедимой. Наконец она вновь станет хозяйкой своей жизни. Они с детьми смогут начать все с начала. Однако добилась Анна этого подозрительно легко. Лукас действительно пребывал в шоке от того, что во время одной из вспышек ярости сломал дочке руку, и проявил несвойственную ему сговорчивость. Бурная холостяцкая жизнь после развода тоже способствовала тому, что он, бросаясь от одного увлечения к другому, позволял Анне и детям жить спокойно. Но как раз когда Анна почувствовала, что ей удалось спастись, Лукас начал уставать от новой жизни и вновь обращать взгляды к семье. Когда цветы, подарки и мольбы о прощении ничего не дали, нежности закончились. Лукас стал добиваться единоличной опеки над детьми. Он прибег к множеству беспочвенных обвинений в адрес Анны как неподходящей матери. В них не было ни слова правды, но, когда Лукас хотел, он мог быть таким убедительным и очаровательным, что она все равно дрожала при мысли, что его попытки могут дать результат. Она также знала, что на самом деле ему нужны не дети. Сочетать работу с заботой о двух маленьких детях он бы не смог и просто надеялся достаточно запугать Анну, чтобы вернуть ее. В минуты слабости она уже была готова вернуться. Вместе с тем она понимала, что это невозможно. Тогда ей конец. Надо решительно сопротивляться.

– Лукас, эта дискуссия не имеет смысла. После развода я начала новую жизнь, и тебе следовало бы поступить так же. Да, я действительно встретила нового мужчину, и тебе остается только научиться с этим мириться. Дети чувствуют себя хорошо, и я чувствую себя хорошо. Неужели мы не можем попытаться вести себя в этом вопросе как взрослые люди?

Она говорила умоляющим тоном, но на другом конце была полная тишина. Анна поняла, что перешла границу. Услышав гудки, свидетельствовавшие о том, что Лукас просто-напросто положил трубку, она знала, что ей придется каким-то образом за это заплатить. Причем дорого.

Лето 1979 года

Зверский спазм заставил ее вцепиться пальцами в лицо. Боль, испытанная, когда ногти процарапали на коже длинные полосы, показалась почти терпимой по сравнению с болью, разрывающей голову, и помогла сосредоточиться.

Было по-прежнему темно, но что-то пробудило ее из глубокого забытья. Наверху показалась маленькая полоска света, и, пока она, щурясь, смотрела на свет, полоска стала медленно расширяться. Видно с непривычки ничего не было, но она слышала, как кто-то проник сквозь расширившуюся до отверстия щель и спускается по лестнице. Кто-то подходил в темноте все ближе и ближе. От растерянности она не могла разобраться, надо ощущать страх или облегчение. Оба эти чувства присутствовали вперемешку, и верх брало то одно, то другое.

Последние шаги к месту, где она лежала на боку, поджав ноги, были почти беззвучными. Еще не услышав ни слова, она почувствовала, как ее гладят рукой по голове. Вероятно, этот жест задумывался как успокаивающий, но от самой простоты движения сердце сковал страх.

Рука продолжала двигаться по ее телу, а она дрожала в темноте. На секунду промелькнула мысль: оказать безликому незнакомцу сопротивление. Мысль исчезла столь же быстро, как появилась. Темнота слишком подавляла, а ласкающая рука пронзала ей кожу, нервы и душу. Она с ужасом сознавала, что ей остается только покоряться.