Проповедник

Все вместе – страх, вина, раскаяние – взорвалось в Эфраиме и загнало его в темную, черную дыру, где ему ничего не оставалось, кроме как дать каким-то образом выход охватившей его боли. Его кулак размахнулся и со всей силы угодил Юханнесу в подбородок. Словно в замедленной съемке, Эфраим увидел, как Юханнес с удивлением на лице падает навзничь на металл комбайна. Когда затылок Юханнеса наткнулся на жесткую поверхность, по амбару эхом разнесся звук глухого хлопка. Эфраим в ужасе смотрел на безжизненно лежавшего на земле Юханнеса. Он опустился на колени и отчаянно пытался нащупать пульс. Ничего. Он приложил ухо ко рту сына в надежде услышать хоть самый слабый звук дыхания. По-прежнему ничего. Медленно пришло понимание, что Юханнес мертв. Пал от руки отца.

Его первым импульсом было бежать, звонить, звать на помощь. Потом включился инстинкт выживания. А Эфраим Хульт был большим специалистом по выживанию. Если позвать на помощь, придется объяснять, почему он ударил Юханнеса, а это надо любой ценой сохранить в тайне. Девушки мертвы, и Юханнес тоже. Каким-то библейским образом правосудие свершилось. Сам он не испытывал ни малейшего желания провести последние дни в тюрьме. Доживать жизнь с сознанием того, что он убил Юханнеса, станет для него достаточным наказанием. Он решительно начал подготовительную работу по сокрытию своего преступления. Слава богу, кое-кто задолжал ему услуги.

⁂

Он обнаружил, что вполне доволен жизнью. Врачи давали ему не более полугода, и он, по крайней мере, получил возможность провести эти месяцы в тишине и покое. Конечно, он скучал по Марите и детям, но им разрешили каждую неделю навещать его, а время в промежутках он проводил в молитве. Он уже простил Бога за то, что Он в последний момент покинул его. Иисус ведь тоже стоял в Гефсиманском саду, взывая к небесам, и спрашивал Отца своего, почему тот покинул его, вечером накануне дня, когда Бог принес в жертву своего единственного сына. Если Иисус мог простить, то может и Якоб.

Бóльшую часть времени он проводил в больничном саду. Он знал, что остальные заключенные его избегают. Они все были за что-нибудь осуждены, большинство за убийства, но по какой-то причине остальные считали его опасным. Они не понимали. Якоб не получал удовольствия, убивая девушек, и делал это не ради самого себя. Это было его долгом. Эфраим объяснил ему, что он, как и Юханнес, особенный. Избранник. Его обязанностью было распорядиться наследством и не дать себе зачахнуть от болезни, упорно пытавшейся его уничтожить.

И он не сдавался. Не мог сдаться. В последние недели он пришел к пониманию того, что способ, к которому они с Юханнесом прибегли, возможно, был ошибочным. Они пытались найти практический способ вернуть себе дар, но, наверное, свыше было задумано не так. Возможно, им следовало начинать поиски внутри. Молитвы и покой помогли ему сосредоточиться. Постепенно ему все лучше и лучше удавалось достигать медитативного состояния, в котором он чувствовал, что приближается к исходному плану Бога. Он ощущал приток энергии. В таких случаях он всем телом трепетал от предвкушения. Скоро он сможет начать пожинать плоды вновь обретенного знания. Он, конечно, еще больше сожалел о бесполезно загубленных жизнях, но, учитывая непрекращающуюся войну между злом и добром, девушки представлялись необходимыми жертвами.

Послеобеденное солнце пригревало его на садовой скамейке. Сегодняшняя молитва отличалась особой силой, и ему казалось, будто он сам сияет не меньше солнца. Посмотрев на руку, он увидел, что ее окружает тонкая полоска света. Якоб улыбнулся. Началось.