Проповедник

Я открыл веки. Черт, у них тут филиал модельного агентства? Высокая брюнетка томно уставилась на меня, теребя край халатика, приоткрывая умопомрачительные ножки.

— Смирнова, сгинь! Не видишь — молодому человеку плохо, — это моя рыжая визитерша притащила целый графин воды и изящный бокал, которые никак не вязались с типичной больничной обстановкой.

Смирнова окинула меня страстным взглядом, а затем настолько же ядовитым рыженькую и, грациозно развернувшись, и ознакомив меня с весьма выдающейся филейной частью тела, покинула палату.

— Проститутка! Ой простите… Вертит тут хвостом. Держите, это минеральная.

Жгучая прохлада обволокла пересохшее горло. Я выпил половину графина, все это время медсестра неотрывно смотрела на меня. Да что происходит? Неужели я теперь такой "красавчик"?

— У Вас есть зеркало?

— Да, — она порылась в кармане халатика и протянула мне нехитрое круглое зеркальце, — Меня Марина зовут.

— Очень приятно, Андрей.

Из зеркала, на меня посмотрел плод страстной любви нетопыря и шимпанзе. Огромное лиловое пятно на раздувшейся переносице, да еще заплывшие глаза, разъехавшиеся к краям моей многострадальной головушки.

— А Вы Юрию Сергеевичу кем приходитесь?

Я чуть не уронил зеркальце. Ну конечно, придурок! Раскатал губу, как же нужна им твоя обезьянья рожа. Юрий Сергеевич, вот оно — лазейка на этаж повыше из погреба социума.

— Да так, знакомый.

— А Вы…

— Пожалуйста, давайте попозже поговорим, спать очень хочется.

— Хорошо, поняла, не мешаю, смена заканчивается, я к Вам завтра загляну. Вот возьмите на всякий случай, и называйте меня на ты. — Она смущенно протянула клочок бумаги с номером телефона.

Я молча взял листок и сомкнул веки. Хлопнула дверь. В воцарившейся тишине я занялся сбором гудящих мыслей. Ну и дела! Я конечно, не мсье Делон, но и не урод. Тем не менее, таким бешенным спросом у прекрасной половины человечества не привык пользоваться. Темная половина настойчиво убеждал брать, пока дают. Но, видимо, населению светлой области моей души такой расклад не понравился, и появилась тяжелая артиллерия в белых одеяниях: " Андрей, ты не такой", — говорили они. "Ее интересуешь совсем не ты", — говорили они.

"И как мне теперь быть?" — Ответить защитники света не успели — надрывный скрип двери прервал битву добра со злом.

— Андрюшенька, ну что будем делать? Доктор говорит перелома нет, небольшая трещина. Платить не надо, сказали что все за счет государства. Как ты себя чувствуешь, мой хороший? — заметно успокоившаяся мать вопросительно смотрела на меня.

— Мамуль, нормально все. Ты езжай домой, не волнуйся. Твари они конечно, но Министр домик пообещал тебе. Правда, ты в деревне не распространяйся сильно. Скажи сын помог. И врать не придется. А как помог — знать необязательно.

— Да что мне тот проклятый домик, даром он мне нужен, я в своем проживу. Не буду я эти подачки брать, коль сын страдать будет, — глаза ее снова заблестели от подкрадывающихся слез.

— Мам, ты ведь сама понимаешь, что правды мы не добьемся, а если и попытаемся, то хуже сделаем. Ты ведь хотела, чтобы я закончил институт? Просто забудь, я жив и, почти, здоров. А через месяц и следа от синяков не останется. Дом этот ты продать сможешь, ты ведь всегда мечтала большим хозяйством заняться. Вот и случай помог. Езжай, я летом появлюсь обязательно.

— Ладно, Андрюша. Обещай, что ты никогда больше не свяжешься с этими людьми.

— Я постараюсь, мамуль.

— Держи вот, — она поставила на стул пластиковый пакет, — Тут фруктов немножко. Больше ничего пронести не дали. Поправляйся, сынок.

Мать подошла, посмотрела на меня печальными глазами, поцеловала в щеку:

— Горюшко ты мое, постараюсь уехать вечерним поездом.

— Хорошо, мам. Люблю тебя. Я позвоню как получится.

— И я тебя люблю, сынок.

Итак, зовут меня Андрей, и я "маменькин сынок"… Нет, не так. Как и все воспитанные только мамой парни, я себя конечно таковым не считаю. Отец погиб когда мне было семь лет. Я его помню не так, чтобы очень хорошо. О подробностях его смерти мне мать никогда не рассказывала. Говорила что он был военным и участвовал в специальной операции. После похорон пришли люди в форме и попросили освободить служебную квартиру. Матери выплатили компенсацию, естественно своими размерами никак не претендующую на обретение квадратных метров в Москве. Поэтому мы переехали в одну из деревенек во Владимирской области, где когда-то проживал мамин отец, оставивший после себя небольшой домик. Говорят, характер ребенка формируется до шести лет, так что я очень сильно верил, что отец успел сделать из меня мужика.