Проповедник

Через окошечко в фургончике видна горная дорога. День был чистый и свежий. Голубые горы слегка курились вдали — это старые боги топили свои шатры. Над горами висели облака, отчаянно желтые, как упаковка мороженого «Даймс». Надпись на боку фургончика извещала, что владелец его торгует копчеными сардинами, но единственной копченой сардиной, которую я обнаружил внутри фургончика, был я сам.

Наконец фургончик взобрался вверх. Охранники раскрыли дверцы, и майор Ишеддар дал мне знак выйти. Без особого удивления я обнаружил себя во дворе замка на Бродячем Перевале. Прямо над моей головой торчали башенки в форме усеченной брюквы с лохматыми надбашенниками по краям.

Господин Президент не возражал против свидетелей, если они уже числились мертвецами. Президент и старый князь ждали нас в главном зале. Здесь не было окон, чтобы глядеть, а только бойницы, чтобы стрелять. Стены зала занавешены красивыми гобеленами, расшитыми сценами из жизни богов, царей и президентов.

У домашнего алтаря в честь предков стояло блюдечко с кислым молоком и курился светильник. Перед алтарем на цепи висела огромная серебряная корзина с фруктами и цветами, а наискосок от нее — хрустальная люстра, формой напоминающая цветок тысячечашечника. Люстра не горела, и в зале было довольно темно.

Меня усадили в кресло, не снимая наручников. Я стал рассматривать гобелены. Два гобелена у входа походили на те, что висели в глиняном домике полковника. На том, что слева был изображен полководец Идасса, приносящий клятву верности царю Дасаку. Он стоял на коленях перед царем, и руки царя были на его руках. На том, что справа, был изображен полководец Идасса, подсыпающий яд в чашу царя Дасака. Вещий голубь, подлетевший к царю, выбивал чашу у него из рук, а вероломный полководец в ужасе спасался бегством по узенькой лестнице. Гобелены были очень хороши и напоминали окна в иной мир. Возможно их ткали в той же мастерской, что и гобелен полковника, но для разных заказчиков.

Через узкую бойницу был виден краешек стены замка и за ней — обрывок белой горной дороги.

— Вы, надеюсь, не думаете, — сказал я Президенту, — что убийство полковника принесет стране какую-то пользу?

Президент посмотрел на меня. На лице его выразилось некоторое недоумение по поводу того, что копченые сардины умеют разговаривать.

— Не все дела, — благосклонно разъяснил старый князь, — делаются для пользы. Некоторые делаются для удовольствия.

— А давно вы, — спросил я князя, — купили гобелены с мятежником Идассой? Когда я вам монтировал систему слежения, у вас висели совсем другие гобелены.

— Эти гобелены — подарок Президента, — сказал майор Ишеддар.

«Может быть, ничего и не случится, — подумал я, — может быть, ван Роширен не приедет, а без него на встречу не явится и полковник. Может быть, полковнику не понравится фургончик с сардинами, проследовавший в замок…»

Краем глаза я заметил в бойницу, как по белой дороге катит подержанный «джип». На крыше его кто-то нарисовал персикового цвета крест.

Старый князь улыбнулся и пошел встречать гостя.

— Странное дело, — промолвил майор Ишеддар, когда хозяин покинул зал, — обычных людей за связь с террористами вешают, а князьям за то же самое жалуют земли. Как можно терпеть такую несправедливость?

— Когда горят дворцы государей, — сказал Президент, — князьям в их замках становится теплее.

До растворенных узких бойниц со двора долетали чуть слышные голоса. Заскрипели ворота. Молодой слуга вскарабкался на верхушку стены с деревянным ведром в руках и стал из ведра сыпать поджаренный рис на крышу въезжающего в ворота автомобиля.

И тут же я увидел на повороте белой дороги другую машину: вероятно, она где-то ждала приезда ван Роширена.

Телекамера на стене опять завертела любопытным глазком. Снова заскрипели ворота, затрещал под колесами гравий, хлопнули почти одновременно несколько дверец, неразборчиво зазвучали голоса.

Охранники подобрались.

Прошло еще несколько минут. За гобеленами, украшенными сценами из жизни царей и мятежников, раздался голос старого князя:

— Прошу сюда! Поистине гость есть ветвь счастья и подарок дому!

Несколько человек вошли в полутемную залу. Майор Ишеддар потянулся и включил свет. Полковник сунулся было за пояс.

— Не делайте глупостей, — сказал майор Ишеддар. Он сидел в кресле, полуразвалившись и с револьвером в руках. За креслом его и в оконных проемах стояли гвардейцы. У каждого гвардейца было по три зрачка — два зрачка в голове и один зрачок автомата, и все три зрачка смотрели на полковника. Президент сидел без оружия и кротко моргал.

— Так вот оно как, — сказал негромко полковник и полуобернулся к ван Роширену.

— Вы тут ни при чем?

— Я тут ни при чем, — ответил ван Роширен.

«Как сказать», — подумал я.

Глаза полковника обвели залу с гобеленами из жизни царей и мятежников и остановились на мне.

— А, Денисон, — сказал он, — так я и думал. Как ни суши скунса, все равно воняет.

Президент осторожно откашлялся и сказал: