Пропавшие среди живых

— Ну что ж. Надо нам, как шеф говорит, свистать всех наверх. Тебе, Юрий Евгеньевич, взять второй парк на себя. И Бугаев с тобой, и все остальные. Здесь навалиться надо разом. Алабин пусть установит наблюдение за «Звездными ночами». Вместе с райотделом.

— А другие таксомоторные парки? — спросил Белянчиков.

— Другие отставить. Пока… А там посмотрим. Да, кстати, среди друзей, с которыми пил в кафе Кошмарик, один — здоровяк по кличке Хилый, другой — похож на кавказца. Худой, с усами…

— Хилый… — в раздумье произнес Юрий Евгеньевич. — Хилый? У тебя списки шоферов под рукой? — спросил он Корнилова.

Игорь Васильевич молча выдвинул ящик стола, достал серенькую папку и, торопясь, начал листать. Юрий Евгеньевич вскочил со стула и, перевесившись через стол, следил за бумагами.

— Стой, вот он, список, — наконец сказал он.

Они быстро пробежали его глазами и посмотрели друг на друга.

— Ты в рубашке родился, — вздохнул Белянчиков. — Вот тебе и Хилый. Хилков Евгений Степанович, второе таксомоторное предприятие, первый класс, работает с 1968 года.

5

Прошла еще неделя, прежде чем Корнилов смог выбраться к матери на Валаам.

На пирсе у Озерного вокзала царило веселое оживление. Люди толпились у трапов, сновали в поисках «своего» теплохода. Слышались переборы гитары, приветственные возгласы. Большинство отъезжающих — молодежь.

Корнилов отправлялся на «Короленко».

— Товарищи, заполняйте, пожалуйста, путевки, у кого не заполнены, — с легким раздражением объяснял у трапа высокий моряк с синей повязкой вахтенного. Чувствовалось, что ему уже надоело объяснять одно и то же. Пожилой мужчина с красивым клетчатым баульчиком в руках растерянно обернулся к своей спутнице — молодой большеглазой женщине.

— Что, Мишаня? — спросила она насмешливо. — У тебя нет авторучки? Товарищи, кто одолжит авторучку? — обратилась она к стоявшим у трапа.

— Пожалуйста, — Корнилов достал свою авторучку и протянул женщине. Она посмотрела внимательно на него и почему-то улыбнулась. Сказала:

— Мишаня, вот авторучка. Заполняй поскорее…

Мужчина засуетился, не решаясь выпустить из рук баул, потом все-таки поставил его на гранитный парапет, взял авторучку и, прежде чем начать писать, наклонился к женщине и что-то быстро зашептал ей. Она не дослушала, махнула рукой и сказала громко:

— Да пиши ты что хочешь…

«Ну вот, видать, с чужой женой путешествовать собрался, а как путевку заполнять пришлось — перетрусил, — подумал Корнилов. — И соврать боится, и правду сказать не может… Эх ты, дядя!»

Мужчина наконец заполнил путевки и, вздохнув с облегчением, отдал Корнилову авторучку. Вахтенный, бросив взгляд на их путевки, ухмыльнулся и громко сказал:

— Ваша каюта, товарищи Огневы, на верхней палубе. Ключи в двери…

У Корнилова каюта была второго класса, на второй палубе. Она показалась ему совсем крошечной, похожей на пенал. Воздух был несвежий, застоявшийся. Корнилов открыл окно и опустил жалюзи. Положил на столик прихваченную в дорогу книгу — «Незабудки» Пришвина. Книжку эту, уже изрядно потрепанную, кто-то забыл у Корнилова в кабинете. На пристань Корнилов ехал прямо из управления, не заезжая домой, и сунул на всякий случай «Незабудки» в портфель. Раньше Корнилов почему-то считал, что Пришвин пишет только о природе, а тут, едва открыв книгу, наткнулся на такие строчки: «Как гибнет любовь, когда один человек обращается другим в собственность, так и в отношении времени… Люди спешат и суетятся, потому что находятся в плену у времени».

Каждодневная суета и спешка угнетали Корнилова. Сколько раз он говорил себе: «Хватит суетиться. Научись выбирать главное. Толку от суеты мало, а сколько приходится терять, сколько идет мимо тебя из-за вечной гонки. Скорее, скорее! Поджимают сроки, подгоняет начальство. И в этой спешке не имеешь возможности оглянуться. А время проходит, и начинаешь понимать, что ускользнуло что-то очень важное, существенное».

Корнилов понимал, что в этой спешке не всегда бывают виноваты обстоятельства и начальство. Просто с течением времени вырабатывалась уже такая привычка, такой ритм жизни — быстрее, быстрее… «Нет, надо когда-то ломать этот ритм, надо быть серьезнее и глубже, — размышлял он, — иначе сам превратишься в автомат, в пустышку».

Минут через десять теплоход отправился вверх по Неве. По обоим берегам теснились огромные темные корпуса заводов. Неяркие полоски света, падавшие кое-где из приоткрытых ворот, да всполохи электросварки говорили о том, что там идет работа.

Охрипший голос пригласил пассажиров по судовому радио на ужин.

Пока ужинали, диктор рассказывал об острове Валаам.