Пропавшие девочки

Меня сразу бросает в жар, как и всегда, когда кто-то упоминает аварию. Словно я вошла в комнату, в которой все только что шептались обо мне: «Нет, вы это слышали?»

В защиту Элис скажу, что она явно жалеет о том, что затронула эту тему.

– Моя кузина учится в Сомервилле. Ну, и Джон Паркер…

От звука его имени, его полного имени, у меня в груди что-то… Я не думала о Паркере несколько месяцев. Или, может, старалась не думать. И никто никогда не называет его полным именем. Сколько я себя помню, он и его старший брат всегда звались Большим и Маленьким Паркерами. Даже его мама, миссис Паркер, зовет своих сыновей Паркерами.

Джон Паркер – это какой-то незнакомец.

– «Ну, и Джон Паркер» – что? – цитирую я.

Она не отвечает, но это уже и не нужно, так как в этот момент я вижу его. Он без рубашки. Рядом стоит ящик с инструментами, и Паркер возится с чем-то под ходовой частью «Банановой лодки» – аттракциона, который в соответствии со своим названием выглядит как огромный надувной банан с разноцветными боками.

Возможно, он услышал свое имя или почувствовал, что говорят о нем, или это просто совпадение, но в этот момент он поднимает глаза и видит меня. Я поднимаю руку, чтобы помахать ему, но замираю, когда замечаю выражение его лица: он, похоже, в ужасе, как будто увидел монстра или привидение.

Затем ко мне приходит понимание: наверное, он тоже винит во всем меня.

Элис продолжает болтать.

– …поставила тебя сегодня в смену с Паркером. У меня чертова уйма работы перед открытием. Он покажет тебе тут все. А я, если что, поблизости.

Теперь нас с Паркером разделяют не больше десяти футов. Он ныряет под стальную балку, хватает свою футболку и вытирает ею лицо. С тех пор как я в последний раз видела его в марте, он, кажется, вырос еще дюйма на два и теперь возвышается надо мной, словно башня.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

Так как на нем нет футболки, я вижу круглое пятнышко на его плече, гладкий белый шрам в том месте, где он и Дара в первый год в старшей школе, напившись «Соузен Комфорт», прижгли себя сигаретами. Я тоже должна была это сделать, но в последнюю секунду струсила.

Я просто указываю на свою футболку.

– Работаю. Мама заставила.

– Уилкокс и до твоей мамы добрался, да? – Он по-прежнему не улыбается. – А я должен играть роль твоего гида? – произносит он.

– Видимо.

Все мое тело покалывает. Пот струится между грудей и стекает к резинке штанов. Многие годы Паркер был моим лучшим другом. Мы часами смотрели ужастики у него на диване, экспериментировали с шоколадом и попкорном в поисках лучшего способа их смешивания или брали напрокат зарубежные фильмы и отключали субтитры, чтобы самим придумывать сюжет. Мы переписывались на уроках, когда было скучно, пока Паркера не застукали и не отобрали телефон на неделю. Мы угнали скутер его старшего брата – я, Паркер и Дара. А потом нам пришлось бросить его и убежать в лес, когда нас остановил коп.

А потом, в прошлом декабре, что-то изменилось. Дара только порвала с очередным своим парнем, Грегом, или Джорджем, или Марком, или Майком – мне никогда не удавалось их запомнить, слишком быстро они появлялись и исчезали из ее жизни. И неожиданно она отправилась с Паркером на ночной сеанс в кино, надев короткие шортики и тонкую блузку, через которую просвечивало черное кружево ее лифчика. Потом я заметила их катающимися на скутере вдвоем в жуткий холод: ее руки крепко обнимают его спину, а голова запрокинута от смеха. А когда я входила в комнату, он резко отодвигался и бросал на меня виноватый взгляд, а она не спешила убирать длинную загорелую ногу с его бедра.

Неожиданно я оказалась третьей лишней.

– Слушай, – внезапно мне кажется, что в горле у меня песок, – я знаю, ты можешь злиться на меня…

– Злиться на тебя? – Он перебивает прежде, чем я успеваю закончить фразу. – Я считал, что это ты на меня злишься.

Я чувствую себя некомфортно в ярком свете, словно солнце – это огромный микроскоп, а я – букашка на стекле.

– С чего бы это?

Он отводит взгляд.

– После того, что случилось с Дарой…

Когда он произносит ее имя, оно звучит по-другому, кажется странным и необычным, словно сделанным из стекла. Я почти решаюсь спросить, встречаются ли они по-прежнему с Дарой, но тогда он поймет, что мы не разговариваем друг с другом. К тому же это не мое дело.

– Давай просто начнем все сначала, – предлагаю я. – Что ты об этом думаешь?

В конце концов он улыбается. Медленный процесс, начинающийся с его глаз и зажигающий их. Его глаза серые, но это самый теплый оттенок серого в мире. Как серое фланелевое одеяло, которое много раз стирали.

– Конечно, – отвечает он. – Да, я «за».

– Ну, так ты будешь моим гидом или как?

Я тянусь и шлепаю его по руке. Он смеется и притворяется, что ему больно.

– Только после вас, – говорит он, расшаркиваясь.