Пропавшее приданое

Он писал на континент, но обращался не к старшей дочери, жившей там с мужем, а к ребе — главе хасидской общины, к которой присоединились его дочь и зять. Говорили, что этот ребе — чудотворец, дочь нередко писала мистеру Меламеду о том, как он чудесным образом спасал своих последователей от всяческих бед.

Не то чтобы мистер Меламед одобрял деятельность всех этих хасидов; он всегда читал письма дочери с изрядной долей недоверия. Но в тот вечер он сам нуждался в чудесном спасении. Он обязан был разоблачить вора и восстановить равновесие в своем маленьком мире, поэтому и решил написать ребе письмо, обратиться к нему за напутствием и помощью.

Поскольку благотворительность открывает все двери, в письмо мистер Меламед вложил переводной вексель — ребе сможет обменять его на деньги и раздать их бедным. Мистер Меламед знал: помогать деньгами следует тайно, чтобы бедняки не знали, откуда пришла помощь: это позволяет им сохранять достоинство.

Он же совершил ошибку, открыв свои благотворительные планы супругам Лион и их дочерям. Он не собирался этого делать. Если глава семьи решил рассказать домашним о своем финансовом крахе — это был его выбор. Но мистер Меламед должен был настоять на том, чтобы поговорить с мистером Лионом с глазу на глаз. Единственное его оправдание состояло в том, что, увидев отчаяние миссис Лион, он захотел немедленно предложить их семье какую-то помощь. Но то была ошибка, нельзя было позволять состраданию взять верх над здравым смыслом.

Однако он допустил это, и теперь дочь Лионов презирала его. Мистер Меламед понимал ее состояние; окажись он на ее месте, он, вероятно, чувствовал бы то же. Но он надеялся, что девушка не станет делать глупости — например, писать Голдсмитам о случившемся. Все еще может обернуться к лучшему. Они должны верить в это.

Мистер Меламед посмотрел на письмо. Пока что он продвинулся не далее приветствия. Он никогда раньше не слал писем хасидским ребе и не представлял себе, что следует писать, — поэтому решил быть кратким. Вот что он написал: «Некий еврей из Лондона, хозяин часовой лавки, потерял свое состояние. Если бы ребе помог вернуть ему утраченное, чтобы семье не пришлось жить на благотворительные деньги, мы были бы чрезвычайно признательны».

Сложив письмо вдвое, он взял со стола палочку сургуча и поднес ее к пламени свечи. Когда сургуч начал плавиться, он занес его над складкой листа. Пока яркие капли падали на бумагу, мистер Меламед искал в ящике стола печать, но почему-то никак не мог найти ее.

Сургуч уже остывал. Не так уж страшно, если на письме не будет печати, но все же это не принято — по крайней мере, среди джентльменов. Внезапно он вспомнил о серебряной пуговице с эмблемой: ее можно приложить к листу, и ребе никогда не узнает, что это не личная печать мистера Меламеда. Взяв письмо, он прошел в гостиную, где в ящике стола хранилась пуговица, и успел вовремя прижать ее к сургучной кляксе.

Теперь послание было запечатано надлежащим образом. Утром кто-нибудь из слуг отправит его.

Часы пробили час, напоминая о том, что пора спать — и наконец-то он мог лечь в постель с легким сердцем. Он делает все, что может. Остальное — в руках а-Шема.

Глава 12

На следующий день письмо Ханны отправилось в Брайтон в почтовом дилижансе, а письмо мистера Меламеда начало свой долгий путь на континент. Теперь мистер Меламед намеревался нанести ранний визит Айзику Уорбургу. Странно, что миссис Лион была так уверена в виновности бывшего помощника, ведь у теперешнего было куда больше возможностей совершить кражу. «Почему же, — подумал мистер сыщик, — я единственный, кто подозревает его?»

Семья Уорбургов проживала на Харроу-стрит, возле Петтикот-лейн, в доме столь старом и обшарпанном, что, казалось, он никогда и не был новым. Но когда мистер Меламед дошел до верхнего этажа, где жили Уорбурги, он увидел, что пол чисто выметен, а дверь сияет свежей краской.

Он постоял перед дверью, прислушиваясь. Как известно, чаще всего можно без труда распознать квартиры, жильцы которых испытывают денежные трудности — трудности, способные толкнуть честного человека на воровство. Извечные признаки такого жилища — крики, брань и плач; ничего подобного он не услышал.

Вышедший на его стук мистер Уорбург был немало удивлен, увидев мистера Меламеда в передней.

— Прошу вас, входите, — сказал он. — Чем я могу помочь вам, мистер Меламед?

Тот принял его приглашение, сказав, однако:

— Простите за беспокойство, мистер Уорбург. На самом деле я искал семью, недавно приехавшую из Польши. Должно быть, я перепутал адрес. Наверное, они живут на другом этаже.

— Я не знаком с соседями. Спрошу у жены.

Пока мистер Уорбург говорил с женой по-немецки, мистер Меламед быстро окинул взглядом комнату — небольшую, но очень опрятную. Кроме мистера и миссис Уорбург, в комнате сидела пожилая женщина. Устроившись у окна, она вышивала бисером и тихо покачивала ногой деревянную колыбель.