— Сквайр, я оставил монокль в штатском платье. Быть может, вы сами расскажете мне, кто вы такой и по какому делу явились?
— Охотно, — сказал мистер Меламед. — Но может быть, прежде вы сообщите мне, с кем я имею честь разговаривать?
— Генерал Велик’он, — представился мальчик, сняв шляпу и низко поклонившись собеседнику. — Правая рука его светлости графа Грэйвел-лейнского.
— Мистер Эзра Меламед, — с легким поклоном ответил мистер Меламед. — Дома ли его светлость?
— А зачем он вам понадобился?
— Верно, почтенному сквайру надоела приютская еда, теперь ему захотелось пообедать с графом, — насмешливо протянул один из мальчишек. Остальные расхохотались.
Мистер Меламед пропустил их колкости мимо ушей. Он пристально поглядел Велик’ону в глаза и проговорил:
— Я хотел бы побеседовать с графом Грэйвел-лейнским. У вас есть моя визитная карточка. Прошу сообщить ему о моем приходе.
Велик’он ответил ему не менее пристальным взглядом, затем надел шляпу и скомандовал:
— Присмотрите за ним, ребятки, и берегите ваши носовые платки. Банкиры и брокеры славятся своей привычкой залезать в чужие карманы и вытаскивать оттуда целые состояния.
С этими словами он вынул из собственного кармана носовой платок — в котором мистер Меламед узнал свой собственный — и помахал им перед лицом посетителя:
— Вот какие визитные карточки в ходу у нас на Грэйвел-лейн, сквайр. Нет нужды тратиться на чернила.
Велик’он скрылся в темном дверном проеме, а мистер Меламед остался раздумывать над прелюбопытнейшим вопросом — как мальчик ухитрился извлечь из его кармана носовой платок без его ведома? Остальные подростки все еще глазели на него и посмеивались: они явно были в восторге от маленького спектакля, разыгранного Велик’оном.
Разглядывая их, мистер Меламед спрашивал себя, принадлежит ли Саймон к тем, кого легко впечатлить бравадой. Он надеялся, что это не так. Сейчас дети смеются, но когда-нибудь многие из них попадутся в руки ищеек с Боу-стрит. Если им повезет и судья будет благосклонен к юным ворам, то их приговорят к десяти годам каторги и отправят в Австралию. Если же судья будет не столь благодушно настроен, их повесят. Воров в Лондоне было предостаточно, так что суд был волен избавляться о них так, как пожелает.
Велик’он вернулся и сообщил:
— Вам повезло, сквайр. Граф принимает посетителей.
Мальчики вошли в дом с мистером Меламедом и повели его вниз по шаткой, тускло освещенной лестнице. Благоухание, доносившееся из подвала, нельзя было спутать ни с чем — то был запах гниющего мусора, но мистер Меламед не мог прикрыть нос, поскольку лишился носового платка. Они остановились у двери, ведущей — как предположил мистер Меламед — в жилище Графа. Велик’он открыл дверь и жестом пригласил гостя войти в комнату. Тот последовал приглашению — и был удивлен, услышав за спиной стук захлопнувшейся двери, а затем скрежет ключа в замке.
Такой нежданный поворот слегка встревожил мистера Меламеда. Но он знал, что воры редко прибегают к насилию, и был почти уверен, что никакая серьезная опасность ему не угрожает. Чтобы скоротать время, он стал неторопливо исследовать комнату, которая своей безотрадностью превосходила все его представления о безотрадных жилищах — а ведь он всегда считал, что обладает весьма богатым воображением.
Когда глаза мистера Меламеда привыкли после дневного света к полумраку его временной — как ему хотелось верить — тюрьмы, он увидел, что солнечные лучи никогда не освещали эту заброшенную каморку. Причина была проста: ни одно окно не нарушало тверди четырех каменных стен, влажных и густо покрытых плесенью. Если судить по запаху — здесь он был еще сильнее, чем на лестнице, — сырость, скорее всего, шла от прохудившейся сточной трубы под домом.
Видеть все это он мог благодаря шести свечам, что торчали из кривобокого канделябра, который, в свою очередь, располагался на одиноком столике посреди комнаты. Чего мистер Меламед не видел, так это смысла запирать его здесь. Пока он ожидал дальнейшего развития событий, ему пришло на ум, что можно воспользоваться заточением и тщательно обыскать комнату — не исключено, что он найдет улику, связанную с местонахождением Саймона.