Пропавшая нимфа: Сборник

Вскоре на палубе поднялась возня. То и дело слышались шаги, команды, беготня, переругивание, открывались и закрывались двери. Заскрипел, поднимаясь, якорь, заработал мотор, судно пришло в движение. В трюме стало свежее, туда проник морской воздух.

Я решил дождаться темноты и выбраться из своего укрытия.

* * *

Яхта довольно долго шла медленно, потом двигатель заработал на полную мощность и по четкости своей стал походить на часовой механизм.

Поскольку в трюме не было иллюминатора, я не знал, находимся ли мы в открытом море или идем вдоль берега. Даже не будучи моряком, я не сомневался, что яхта эта удивительно быстроходна.

Море было спокойно, волны шумели миролюбиво, где-то совсем рядом. Очевидно, хозяин со своей командой находился в рубке, во всяком случае, никаких голосов не было слышно.

Отодвинув парус, я выбрался из-под скамейки и с величайшими предосторожностями повернул дверную ручку.

В коридоре горел свет. Впереди маячил выход на палубу, в четырехугольнике люка я даже увидел звезды.

У меня не было никакого плана, хотелось только утолить жажду да посмотреть на владельца яхты.

Я очень тихо шел по коридору, чутко прислушиваясь ко всем звукам.

А когда уже собрался войти в каюту напротив, дверь ее отворилась и оттуда появился Франсис. Он сгибался, чтобы не стукнуться головой о притолоку.

При виде меня глаза его округлились от изумления.

— Что это такое?

Я не дал ему опомниться и изо всех сил стукнул в челюсть. Он пошатнулся, страдальческая гримаса исказила его лицо. Но прежде чем я смог ударить вторично, сам почувствовал острую боль под ложечкой. Парень умел драться, рука его действовала, как рычаг машины. Следующий удар пришелся мне по голове. Свет померк в моих глазах, колени подогнулись, я свалился на пол и потерял сознание.

Глава 10

Страшная головная боль и частая пульсация, напоминавшая электрические разряды, были первыми ощущениями, которые я почувствовал, придя в себя.

«Сотрясение мозга с контузией в области виска»,— сразу поставил я себе диагноз.

Я лежал связанный. Руки были скручены за спиной веревкой, которая соединялась с другой, опутавшей мне ступни.

Дизель стучал все так же ритмично, единственный иллюминатор задернули занавеской, и в каюте было темно.

Не в силах разглядеть циферблат, я не знал, который был час и сколько времени провел без сознания.

Было совершенно ясно, что худшего положения, чем у меня, нельзя и придумать. Принявшись за расследование один, я по неопытности немедленно попал даже не в западню, а в волчью яму.

Вчерашние действия убийц в лесу Гримо должны были предупредить меня об их намерениях. Еще удивительно, что я не был прикончен, пока не мог оказать сопротивления.

Проще всего было привязать к ногам груз и вышвырнуть меня за борт.

Дверь в каюту открылась, и наверху зажглась лампочка, залившая все ярким светом. Это заставило меня заморгать и вызвало новую волну такой боли, что я невольно сморщился и зажмурился.

А когда снова открыл глаза, осмотрелся. Оказалось, меня поместили в ту же каюту, куда я попал, как только забрался на яхту. Я узнал письменный стол и гардероб.

Вошедший человек взглянул на меня с любопытством, закрыл дверь, сел на табурет перед столом и закурил, уже не отводя глаз.

В элегантном костюме из серой альпаки, он имел стройную фигуру, был загорелым, с черными, чуть поседевшими на висках волосами. На носу красовались очки в золотой оправе, которые делали его похожим на ученого.

Несмотря на прошедшие годы, я его хорошо помнил и сразу же узнал:

— Добрый вечер, доктор, как вы себя чувствуете?

Голос и манеры его были вкрадчивы, что принято называть светскостью.

— Добрый вечер, месье Ван Воорен, если это ваша настоящая фамилия.

Он слегка улыбнулся и покачал головой с одобрительным видом.

— Разумеется, настоящая. У вас неплохая память.

— Это необходимое условие успеха при моей профессии.

— Несомненно. Ну и потом нельзя ожидать иного, если человек обязан кому-то пятью годами тюрьмы и лишением права заниматься врачебной практикой!

Он вынул из кармана и протянул мне золотой портсигар.

— Вы курите?

Потом довольно неубедительно прикинулся, будто впервые заметил, что руки у меня связаны.

— Ах, простите...

Сунул мне сигарету в рот и поднес спичку.

— Пожалуйста, доктор.

Затем снова уселся на табурет.

— Да, все это понятно, если рассматривать под таким углом зрения.

— А разве есть другой? — возразил я ему.— Факт остается фактом: мне по вашей милости пришлось отсидеть в тюрьме пять лет.

При каждом слове сигарета чуть не выпадала из моих губ.

— Конечно, конечно, но неужели это было так неприятно?

На секунду я даже опешил от его наглости, потом меня охватила ярость. Слушать развязную болтовню этого типа, загорелого, здорового, пользующегося любыми благами  жизни, было просто невыносимо.

Я выплюнул сигарету и ответил:

— Нет, все получилось изумительно. У меня осталось самое светлое воспоминание об этих годах жизни.

Наклонившись, он поднял с пола мою сигарету, потушил ее в пепельнице и проговорил покровительственным тоном человека, сознающего свое превосходство: