Лучше бы мерзавцы, ограбившие лабораторию, убили меня тогда, чем превращать в изгоя на всю жизнь. Исключение из списка врачебной корпорации означает конец медицинской карьеры, а ведь именно в этом и был весь смысл моей жизни. На мне висит судебное дело, его так же невозможно сбросить с себя, как избавиться от проказы, разрушающей тело больного. Да, да, это отвратительное позорное клеймо навечно приросло ко мне и уйдет вместе со мной в могилу. Да и сам я не могу избавиться от воспоминаний о пяти годах, проведенных в тюрьме. И успокоюсь, только добившись истины.
— Но у тебя на это не более одного шанса из ста!
— Даже будь у меня один из тысячи, я бы и то его использовал. В конце концов, мне нечего терять.
— Как это нечего? А меня? — Она подошла с серьезным лицом.— Я люблю тебя, Тэд. Люблю с той минуты, как мы познакомились. Но ты был женат, и я не смела открыться. А теперь свободен и юридически, и морально. Мне безразлично, что ты сидел в тюрьме и исключен из рядов врачей. Если только хочешь, я всегда буду рядом с тобой, и тебе не найти более верной и преданной жены.
Анна, красивая, молодая, была настоящей наградой за все мои переживания. К тому же я только что убедился, какая это любовница... Впрочем, стоит ли об этом говорить?
Её признание взволновало меня своей откровенностью, величием гордой женской любви и чистоты. Я мог ответить только одним: прижать ее к груди.
— Я тоже люблю тебя и буду счастлив провести рядом с тобой всю жизнь, но наши чувства здесь ни при чем. Нужно найти виновных, просто необходимо! Как ты не понимаешь?
Некоторое время она молчала, потом со вздохом отстранилась от меня.
— Да, Тэд, понимаю. Но как практически это осуществить?
— У меня было достаточно времени для размышлений, целых пять лет. Есть два человека, которые непременно в курсе этого дела. Марсель и Моника Вотье.
— Кто такой Марсель?
— Молодой механик из гаража, которому я передал машину для профилактического осмотра и текущего ремонта накануне моей поездки в Бельгию. Он должен был смазать ее, почистить, подвинтить, сменить масло и прочее. Я не присутствовал при этом и забрал машину накануне, в шесть вечера. У него было вполне достаточно времени отделить кожаную обивку от дверцы и спрятать под ней пакеты с наркотиком.
— А он бы согласился на такую подлость?
— Во-первых, совсем не обязательно это сделал он сам. Преступник мог услать его из гаража под каким-то благовидным предлогом и все совершить лично. А во-вторых, за большие деньги можно пойти на многое. Во всяком случае, Марселю известно нечто, и я не сомневаюсь, что он мне об этом расскажет.
— Если захочет!
— Ничего, я сумею заставить его говорить.
Увидев выражение моего лица, Анна перевела разговор на другую тему:
— А Моника Вотье?
— Эта шлюха отказалась подтвердить, что я был у нее между одиннадцатью и часом ночи. Думаю, ее показания сыграли основную роль. Хотя судья и не был уверен в моем участии в ограблении лаборатории, но и доказательств противного не имел. Вот почему я получил максимальный срок по этой статье.
— Почему же она скрыла правду?
— Потому что кто-то был в этом заинтересован.
— Кто же?
— Именно это мне и предстоит узнать.
Я снял телефонную трубку и набрал номер, запечатлевшийся в моем мозгу на всю жизнь, мысленно моля бога, чтобы Моника никуда не переехала.
— Алло, слушаю.
Я облегченно вздохнул: это был ее голос.
— Мадемуазель Моника Вотье?
— А со мной кто говорит?
— Мне хочется лично с вами побеседовать. Могу я зайти через полчаса?
— Но кто это? — удивленно повторила она.
Подумав, я решился:
— Тэд Спенсер.
Наступила тишина.
— Как вы сказали?
— Тэд Спенсер. Вы прекрасно разобрали мое имя. Не надо притворяться.
— Да, да, конечно... Но я не хочу вас видеть... Нам не о чем разговаривать.
— Возможно, вы считаете так, но мне потолковать есть о чем. А поскольку это необходимо, предпочитаю немедленно.
Было слышно, как часто она дышит в трубку.
Я добавил:
— Не бойтесь, это будет вполне дружественная встреча. Меня осудили давно, наказание я отбыл, так что у вас нет оснований для страха. Все в прошлом!
— Да, конечно... Но только не сейчас. Лучше я вам позвоню сама. Только куда?
— Мне некуда звонить. Я говорю из автомата. Встретимся, скажем, через два часа. Такое устраивает?
— Ну... возможно.
— Чудесно, тогда в семь вечера я буду у вас.
Я повесил трубку раньше, чем она. смогла ответить.
Анна с удивлением, посмотрела на меня.
— Почему ты говорил, что звонишь с улицы?
— Не хотел давать твой номер телефона. Это мое личное дело, не надо тебя в него вмешивать.
— Если ты меня любишь, то все касающееся тебя в равной степени относится и ко мне.
Не желая бесконечно спорить, я решил, что нужно раз и навсегда поставить все точки над «Ь>.