Пропавшая гора

— Si, сеньор, — подтверждает проводник, — точно, как меня зовут Педро Висенте. Я должен быть уверен, со слов матери: старушка никогда в жизни не переставала сердиться из-за того, сколько стоило мое крещение. Двадцать серебряных песо и еще пару церковных свечей, больших, из лучшего воска. И лишь за то, что передать мне имя отца: его звали Педро, и он, как и я, был гамбусино! Каррамба! Эти падре — настоящие вымогатели, хуже разбойников или бандитов.

— Vaya, hombre[2]! — отвечает дон Эстеван. — Не будь так жесток к бедным священникам. А что касается денег, которые мать истратила на твое крещение, так все это было давно. Если раньше ты был беден, то теперь не должен расстраиваться из-за такого пустяка, как двадцать долларов и пара свечей из воска.

Старший партнер говорит правду, и всякий, кто видел Педро Висенте три месяца назад и увидел его теперь, подтвердил бы это. Тогда он был одет в потрепанную грязную одежду тусклых тонов, лошадь у него была самый тощий из мустангов, настоящий Россинант. Теперь у него чистокровная лошадь, нарядное кожаное седло, красивая попона с украшениями; сам он одет в яркую мексиканскую одежду, которую носят ранчеро, самую живописную в мире. Счастливая находка золотой жилы в кварце — madre de oro, как называют это мексиканские шахтеры, после передачи прав Виллавнуэва и Тресиллиану, дала ему достаточно желтого металла со штампом монетного двора, чтобы у него было все для удобства, прекрасная одежда и лучшее оборудование.

— Забудем о твоем крещении и свечах, — нетерпеливо говорит англичанин, — у нас есть о чем серьезно подумать. Ты уверен, сеньор Висенте, что то возвышение и есть Серро Пертидо?

— Я уже сказал, — лаконично и недовольно отвечает проводник; он как будто слегка раздражен сомнениями в своих словах, тем более со стороны человека, незнакомого со страной, — короче говоря, гринго.

— В таком случае, — продолжает Тресиллиан, — чем быстрей мы доберемся туда, тем лучше. Я думаю, до того места десять миль.

— Дважды по десять, кабаллеро, и еще немного.

— Что! Двадцать миль? Не могу поверить.

— Если бы твоя милость бродил по этим лланос столько, сколько я, ты бы поверил, — спокойно и уверенно отвечает проводник.

— О! Если ты так говоришь, должно быть, это правда. Ты должен знать, сеньор Висенте, судя по тому, что я о тебе слышал. То, что ты умеешь находить золото, мы уже знаем.

— Mil gracias, дон Роберто, — отвечает гамбусино с поклоном: его самолюбие удовлетворено этими похвальными словами. — Я не сомневаюсь в расстоянии, потому что говорю не по догадкам. Я бывал здесь и раньше и помню эту большую пальмиллу. — Он показывает на растущее на некотором расстоянии дерево с прочным стволом и пучком длинных, похожих на штыки листьев на вершине — разновидность юкки; на равнине много таких растений, но это выше всех. Затем добавляет: — Если твоя милость сомневается в моих словах, подъезжай к ней и увидишь вырезанные на стволе буквы П и В, инициалы твоего покорного слуги. Я сделал это, чтобы отметить, как в первый раз увидел Серро Пертидо.

— Я не сомневаюсь в твоих словах, — отвечает Трессилиан, с улыбкой глядя на необычный памятник в таком отдаленном месте, — нисколько не сомневаюсь.

— В таком случае позволь заверить, сеньор, что до этой горы больше двадцати миль, и хорошо бы нам добраться до нее до заката.

— В таком случае чем раньше мы двинемся, тем лучше.

— Да, Педро, — добавляет дон Эстеван, разговаривая с золотоискателем по-дружески, как старый знакомый. — Поезжай назад и прикажи возобновлять движение. Скажи погонщикам, чтобы постарались.

— Как прикажет твоя милость, — с поклоном отвечает гамбусино и машет широкополой шляпой, высоко подняв ее над головой.

Потом, пустив в ход шпоры с колесиками пяти дюймов в диаметре, возвращается к каравану.

Но не доехав до него, снова снимает шляпу и почтительно приветствует группу, еще не представленную читателю, хотя, возможно, самую необычную: ее члены, наверно, самые интересные из перемещающейся группы. Потому что двое из них прекрасного пола: одна почтенная матрона, другая совсем молодая девушка. Видны только их лица и верхняя часть фигуры¸ потому что они сидят внутри своеобразного паланкина — мексиканских носилок, которые используют знатные дамы, когда дороги недоступны для карет. У старшей дамы кожа смуглая и лицо с типичными андалузскими чертами; оно по-прежнему привлекательно, но лицо младшей поразительно красиво; женщины очень похожи друг на друга, потому что они мать и дитя — сеньора Виллануэва и ее дочь.

Носилки подвешены между двумя мулами и спереди и сзади привязаны к дышлу; мулами управляет здоровый детина в бархатном жакете и в кальцонерах, в сапогах из штампованной кожи и черном сомбреро с серебряной лентой вокруг. Но в группе есть и четвертый персонаж, отличающийся от остальных и не похожий ни на кого в караване, кроме одного из них — англичанина. Этот юноша — потому что он действительно очень молод — похож на него, как сын на отца, и таковы на самом деле их отношения.