Когда мы рука об руку прогуливаемся по улице, прохожие принимают нас за сестер. Обе изящные, ростом примерно пять футов шесть дюймов, у обеих большие серьезные глаза и черные локоны. Мне льстит, когда нас сравнивают, потому как я считаю маму красивее. Рот у меня, на мой взгляд, кривоват, и губы слишком пухлые, а подбородок, наоборот, слишком маленький.
В общем, мама перестала действовать мне на нервы, и мы снова зажили душа в душу.
Сегодня у семьи Пальмьери был великий день. День открытия. Тропинки и дорожки расчистили от снега, конюшни выкрасили свежей краской, денники выстлали сеном, а мешки с овсом лежали горой, дожидаясь четвероногих постояльцев. Папа сказал, что из газеты могут прислать репортера, поскольку наша конюшня первая, открывшаяся в Шейдисайде за почти сорок лет с основания конюшен Дули.
Шарфик порхал у меня за спиной, когда я рысью неслась сквозь толпы прохожих, точно чистокровная скаковая. Несмотря на зимний холод, пальто у меня было нараспашку. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара, сердце выпрыгивало из груди – мне не терпелось скорее попасть домой.
Я знала, что родители уже заждались. Отец одолжил у мистера Шоу, жившего в конце квартала, фургон, чтобы отвезти нас всех к конюшне.
Долговязый черный пес, сидевший на привязи у фонарного столба, облаял меня, когда я пробегала мимо. Я чуть не споткнулась о двух малышей, волочивших за собой громоздкие санки.
Свернув за угол, на Роуд-Виллидж, я взвизгнула: чьи-то руки сгребли меня за талию. Мои туфли заскользили по грязному асфальту. Руки крепко удерживали меня, не давая упасть.
– Эй! – Обернувшись, я ахнула. – Аарон! Пусти, дурак.
С колотящимся сердцем, моргая от солнца, я уставилась в ухмыляющуюся физиономию Аарона Дули. На его взъерошенные темные патлы была нахлобучена красно-синяя шерстяная шапка. Несмотря на холод, лицо его сияло зефирной бледностью, будто у вурдалака, отродясь не видевшего свет дня, голубые глаза сверкали, словно мраморные шарики, вмерзшие в лед.
Я не люблю Аарона Дули. Чего там, я его на дух не переношу.
Однако это не мешает ему меня преследовать. Я ему сто раз говорила, что так девушку не завоюешь. Но он такой нахал, что думает, будто я просто строю из себя недотрогу.
Большинство уроков у нас с ним общие. Он пялится на меня через весь класс, изображая губами поцелуйчики, лыбится тонкой улыбочкой, каковая, по-видимому, должна растопить мое неприступное сердце. Только меня от одного ее вида тошнит.
Я попыталась вывернуться, но он запустил руки в перчатках под мое расстегнутое пальто и крепко удерживал меня за талию.
– Аарон, отвали! – рявкнула я. – Ну-ка лапы убрал. Я тороплюсь.
Его голубые глаза-льдинки засверкали от возбуждения. Усилив хватку, он оттащил меня к стене многоквартирного дома.
– Мне надоело играть с тобой в игры, – прорычал он. Он всегда так разговаривает, небось косит под Джона Уэйна[4].
– Это не игры, Аарон, – отрезала я. – Я тебе уже говорила: я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
Я снова принялась извиваться, но вывернуться не смогла.
– Отстань. Я правда спешу.
Он притянул меня к себе и прижался холодной щекой к моей щеке.
– Ты должна дать мне шанс, Бет.
– Ничего я тебе не должна, – сказала я. От прикосновения к его коже меня замутило. – Отвали от меня. Пошел вон. Я не шучу. Меня не привлекают всякие…
Он угрожающе зарычал. Его бледное лицо побагровело, губы растянулись в кровожадном зверином оскале.
– Нет уж, никуда я не пойду! – выкрикнул он сквозь стиснутые зубы и вдруг толкнул меня. Я споткнулась. Схватив за запястья, он грубо притянул меня к себе.
– Аарон… – У меня перехватило дыхание. – Нет!
Он потащил меня в тенистый крошечный скверик между двумя домами. Ну, как скверик – занесенный снегом пятачок с парой деревьев, росших у самой улицы.
Подтаявший снег сковала корочка льда, по которому скользили мои туфли, пока Аарон тащил меня за толстый ствол ближайшего дерева. Дышал он тяжело, со свистом, изо рта валил пар, застилая его горящие голубые глаза. Лицо его стало диким, как у буйнопомешанного.
– Ты должна дать мне шанс. Ты обязана, – бормотал он, обдавая мое ухо жарким дыханием. А потом прижался лицом к моему лицу. Его рот елозил вслепую, пока не отыскал мои губы. Он впился в них поцелуем, да так, что я ощутила сквозь его губы твердость его зубов.
Я пыталась отдернуть голову, но он облапил меня по-медвежьи и прижимался ртом к моим губам, заставляя меня целовать его. Вдруг он с силой отшвырнул меня. Потеряв равновесие, я поскользнулась на каблуках и упала навзничь на скованную льдом землю.
Не успела я пошевелиться, как Аарон уже взгромоздился сверху. Он крепко держал меня за руки, обхватив ляжками мои бока. Наконец он опустил голову и принялся осыпать мои щеки жадными поцелуями.
– Нет! Пожалуйста! – завопила я. – Аарон, слезь! Слезь с меня!!!
2
Он не останавливался. Оседлав меня, он прижимал мои руки к земле. Его губы, горячие, жесткие, мусолили мне лицо. Я знала, что у меня не хватит физических сил его сбросить.
А еще я знала – надо что-то делать. Выбора не осталось. Придется пустить в ход мои «приемчики».