В пятницу после уроков я уже склонился над своим ноутбуком, когда в кабинет вошла Пеппер. Ее медные волосы были стянуты в «конский хвост» на затылке, делая ее похожей на двенадцатилетнюю девочку. Одета она была в свою любимую бархатную жилетку поверх изумрудно-зеленой футболки и джинсы с прорезями на коленках.
— Приветик, Майкл. — Она скинула на пол рюкзак, уселась за стол рядом со мной и наклонилась поцеловать, но я отодвинул голову, и ее поцелуй пришелся мне в шею.
— Как дела? — спросил я. — Пережила контрольный тест, которым осчастливил нас Герман?
— Да мистер Герман их особо и не проверяет. Так что я и не парилась. — А сама глаз не сводит с экрана моего ноутбука. — Фейсбук?
Я кивнул.
— Угу. У нее нет профиля на Фейсбуке.
Пеппер сощурилась на меня.
— У кого? О ком ты говоришь?
Я моргнул.
— Ой. У той новенькой. Лиззи Уокер. Нет профиля на Фейсбуке.
— Да кому какая разница? — вспылила Пеппер. Она скрестила руки на груди. — Тебе-то что за дело?
— Ну… нужно внести информацию о ней в ежегодник. Правильно?
— Внесем, когда сделаем на нее досье, — сказала Пеппер. — Для этого Фейсбук не нужен. В чем дело, Майкл? Чего ты так сохнешь по этой девице?
— Кто? Я? Сохну? Не сохну я, Пеппер. Что за словечко вообще, «сохну»? Мужики не «сохнут». «Сохнут» только женщины.
— Майкл, ты от нее просто в осадок выпал. Что такого в ней особенного?
— Ничего, — поспешно ответил я. — Я не говорил, что она особенная.
— Тогда почему ты краснеешь?
— Я не краснею. Жарко тут…
Пеппер склонилась надо мной и обеими руками схватила меня за плечи.
— Говори правду. Между тобой и этой девицей точно ничего нет?
Я оттолкнул ее руки:
— Каким, интересно, образом? Она и в школе-то сего пару дней. Я ее совсем не знаю.
Мне отчаянно захотелось сменить тему.
— Что мы делаем сегодня?
Она все еще сжимала кулаки, готовая затеять драку. Говорю же, она очень серьезно относится к своему «рыжему» статусу. Я всегда знаю, когда она в бешенстве: у нее сразу темнеют веснушки.
— По-моему, просматриваем старые ежегодники, — сказала она.
Напротив библиотеки мы обнаружили чулан, загроможденный старыми ежегодниками от пола до потолка. А поскольку нынешний ежегодник должен был стать юбилейным, сотым по счету, мы с Пеппер решили, что было бы действительно круто разместить в блоге некоторые из старых фотографий. И, может быть, опубликовать несколько страниц из старых ежегодников со всеми этими ребятами, такими странными и взрослыми в своих нелепых старомодных костюмах.
— Давай-ка просмотрим их, — сказал я. Я закрыл Фейсбук, вскочил, обнял Пеппер рукой за плечи, и вместе мы отправились к чулану за ежегодниками.
— Я чихнул раз двенадцать, — сказал я. — Мы с Пеппер вели счет. Думал, лопнет башка. БАЦ! Как воздушный шарик.
— И весь ветер улетучится, — вставил папа и засмеялся.
— Не смешно, Митчелл, — с укором произнесла мама.
— Я понял. Ты считаешь, что у меня ветер в голове. — Я бросил вилку на стол. — Смешно.
— У Майкла, очевидно, тяжелая аллергия на пыль, — продолжала мама. — Наверное, ему следует показаться аллергологу. — Мама готова обращаться к врачам по любому поводу. Когда я был маленький, она тащила меня к докторам, если мои молочные зубы выпадали на несколько недель позже обычного.
Папа проглотил кусок лососины.
— Вести его к врачу из-за того, что он чихнул пару раз? Тут уж сразу звонить в службу спасения! — Папа умеет блеснуть остроумием, особенно по поводу маминых треволнений. Он не прочь устроить ей нелегкую жизнь. Она же благополучно пропускает его подначки мимо ушей. У нее золотой характер.
Мы как раз заканчивали ужин. Лососина, запеченная с лингуини, мое любимое блюдо из-за расплавленного сыра. И я рассказывал им, как мы рылись в чулане, рассчитывая посмотреть старые книги. Но тут на меня напал нещадный чих, я поднял ногами пылевую бурю, после чего Пеппер пришлось вызволять меня из чулана и ждать, пока я не прочихаюсь.
Папа возвел очи горе.
— В следующий раз бери «Клинекс», — посоветовал он и подцепил вилкой еще лингуини.
— Так что насчет старых ежегодников? — осведомилась мама, протягивая мне миску со стручковой фасолью. — Ты просто решил бросить эту идею?
Я отмахнулся от миски. Мама знает, что я не выношу стручковой фасоли, но никогда не сдается.
— Мы с Пеппер вытащили их целую кучу и отнесли в наш кабинет. Она собирается вытрясти из них пыль. Почистить, знаешь, так хорошенько. И мы попробуем еще раз. А пыль, в основном, была в чулане, так что…
В дверь позвонили.
Родители оглянулись в сторону гостиной. Я вскочил.
— Это Пеппер, — сказал я. — Мы сегодня хотели вместе позаниматься.
Я вытер салфеткой губы и подбородок, отодвинул стул от стола и поспешил к дверям.
В дверь позвонили снова.
Я распахнул ее — и обомлел.
— Лиззи? А
Стоя в дверях, я поежился от нежданного холода. Бледный месяц плыл в вечернем небе между занавесями облаков. Свет фонаря над крыльцом выхватывал из темноты крупные хлопья снега, сыпавшего на землю. Его навалило уже не менее, чем на фут.