Пропасть Искупления

Принцип криоарифметического движения базировался на контролируемом нарушении законов термодинамики. Разработать его удалось путем квантового вычисления, с применением целого класса алгоритмов, которые сочленитель по фамилии Кафзех открыл в первые годы демархистской войны. Алгоритмы Кафзеха, будучи правильно применены квантовым компьютером с определенной архитектурой, приводили к удельной потере тепла в окружающем пространстве. По сути, криоарифметический двигатель был всего лишь компьютером, производящим вычисления по замкнутому циклу. От обычных компьютеров он отличался тем, что при повышении скорости работы не разогревался, а, напротив, охлаждался. Сложнее всего было сдерживать ускорение работы компьютера по мере его охлаждения, стабилизировать процесс, норовящий по спирали скатиться к полной неуправляемости. Чем меньше был двигатель, тем более подвержен нестабильности.

Возможно, именно это случилось с кораблем Скади. В космосе двигатель выкачивал энергию из корпуса, охлаждая его почти до абсолютного нуля, благодаря чему корабль был невидим на фоне космических излучений. Но, очевидно, корвет получил повреждения, и при этом пострадала сложная система управления криоарифметическими двигателями. К моменту падения в океан Арарата он уже был сгустком межзвездной стужи. Вокруг него замерзала вода, диковинные формы ледяных кристаллов свидетельствовали о грубом попрании законов физики.

Могло ли внутри этой оболочки остаться что-то живое?

И тут Васко услышал. Возможно, опять раньше всех. Это был тончайший писк, на самом пределе слышимости, нечто близкое к ультразвуку, и улавливалось оно, пожалуй, благодаря осязанию, а не слуху. Может, это поток данных, поступающий к Васко по сенсорному каналу, о существовании которого он никогда раньше не подозревал?

А еще это походило на песню. И на кружение миллиона пальцев по влажным ободкам миллиона винных бокалов.

Васко едва улавливал этот писк – и притом боялся, что от звуковых колебаний у него треснет череп.

– Сэр, – обратился он к старику, – я кое-что слышу. Чем бы ни был на самом деле этот айсберг, у него есть голос.

– Это из-за солнца, – через секунду ответил Клавэйн. – Оно греет, в различных местах покрова возникают напряжения, лед скрипит и хрустит.

– Вы тоже слышите, сэр?

Клавэйн взглянул на него со странным выражением:

– Нет, сынок. С годами все больше того, чего я не слышу. Но я сужу по твоим словам.

– Подойдем, – предложил Скорпион.

Антуанетта Бакс шла по темным и сырым коридорам гигантского затонувшего корабля. В одной руке она держала фонарь, в другой, подцепив за кромку шейного разъема, серебристый шлем. Перед ней с азартом охотничьей собаки скакал кружок золотистого света, выхватывал из мрака жутковатые скульптурные образования на стенах. Вот арка, как будто сделанная из позвонка огромного животного, вот груда скрученных и переплетенных, точно кишки, труб. Ползучие тени создавали иллюзию, будто эти трубы корчатся, извиваются, как спаривающиеся змеи.

С нижних уровней дул ровный влажный ветерок, откуда-то издалека доносился натужный лязг механизма – может быть, то трудился принесенный колонистами насос, а может, агрегат из системы корабельного ремонта. Звуки распространялись по кораблю совершенно непостижимыми маршрутами, и этот шум мог возникать как за ближайшей переборкой, так и в километре выше или ниже.

Антуанетта подняла воротник куртки. Жаль, что нельзя было взять кого-нибудь в сопровождение, – вдвоем не так страшно. Всякий раз, получая от капитана весточку, нечто похожее на осмысленное сообщение, она приходила одна. Возможно, Бренниген, изредка давая о себе знать, выказывал тем самым намерение открыть ей правду о себе. И пусть эта правда будет сколь угодно мала, нет сомнений, что у Антуанетты куда больше шансов наладить контакт с капитаном, чем у ее коллег. Причина, скорее всего, крылась в ее прошлом. Когда-то у нее тоже был корабль, конечно во много раз меньше «Ностальгии по бесконечности», но тоже не без привидений на борту.

«Поговорите со мной, капитан, – просила Антуанетта в предыдущие свои посещения. – Поговорите, ведь мне вы можете доверять. Я же мало-мальски понимаю, что с вами произошло».

Капитан никогда не давал ясного ответа, но, если вспомнить ответы неясные, даже начисто лишенные смысла, покажется, будто Бренниген испытывает желание что-то сделать в присутствии Антуанетты. Каждое явление в отдельности ни о чем не говорило, но в совокупности они, возможно, свидетельствовали о том, что капитан выходит из состояния, близкого к летаргическому сну.

– Капитан, – позвала она, поднимая шлем, – вы оставили свою визитную карточку! Я пришла вернуть ее вам. Ну же, отзовитесь.

Молчание.

– Буду откровенна, – сказала Антуанетта, – тут, внизу, мне неуютно. Да что говорить, я боюсь до смерти. Мне больше по нраву корабли маленькие и уютные, которые можно обставить и украсить по своему вкусу.