Пропасть грёз

Каждый из нас после таких трудовых рабочих будней видел эти сны, каждый прекрасно понимал, что такова расплата перед Богом за смерти невинных людей, но мы жили с этим, принимая это как должное, эти сны были нашим грузом, который тянул нас вниз, пытаясь уничтожить, растворить в пучине войны наши жизни, но мы всё равно цеплялись даже за самые малые, казалось бы, незначительные надежды, мы выбирались и жили дальше. Но бывали дни, когда вестей с фронта не было и новых пострадавших не доставляли в наш обитель. В такие моменты мы просто сгорали дотла, будто феникс угасала в наших глазах жизнь и иногда я слышал единичные выстрелы и приглушенный звук падающего тела, это предвещало о том, что Бог забрал одного и нас, отправив его тлеющую душу в ад, дабы Дьявол вершил над ней свой злой и коварный суд.

Я открыл свои очи и увидел, что вокруг меня царит полнейший беспредел, кругом в хаотичном порядке расставлены железные койки, на которых лежат окровавленные и обугленные тела солдат, рядом с ними лежат использованные бинты, где-то валяется капельница. Стоны тех, кто опрел от морфия разлетаются по коридору будто звуки злобного полтергейста, а в воздухе царит запах едкой гари в пересмешку с потом и кровью. Ужасное зрелище, на самом-то деле. Я не видел врачей, не видел медсестер, будто они все канули в лету небытия, поднявшись с жесткой кушетки я ощутил тяжесть и боль во всём своём теле, которая диффузно пронизывала каждый сантиметр моей плоти, та легкость что была во сне покинула меня, я вернулся в эту жизнь, ощутив всю горечь нынешних дней.

–– Джонатан, я слышала, что вчера у вас здесь был просто аншлаг, столько симпатичных обгоревших мальчиков. – с обыденным дружелюбием и лаской в голосе пролепетала Маргарет, оказавшаяся неожиданно в коридоре. Вчера у неё был выходной и поэтому её не было среди нас, возможно поэтому то она и была так бодра и нежна, ибо то что было в эту проклятую ночь навсегда наложило след на мою жизнь.

–– Да, Маргарет, мы справились, мы справились… – это было, пожалуй, единственным, что я был в силах сказать, мой язык был словно не подвластен мне, ибо с огромным трудом мне удавалось что-либо промолвить. Но грело душу лишь то, что сегодня я заслужил отдых, сегодня в дежурство заступает Уайт, опытный нейрохирург, но довольно лицемерный тип.

–– Так, сынок, отправляйся-ка ты в казарму пока свет велит, а то ненароком сам угодишь в лазарет. – с легкой улыбкой на лице проговорила женщина, провожая меня до ординаторской, где я собственно приведя себя в порядок оделся и отправился в казарму.

Путь мой был не так далёк, казарма располагалась в небольшом пригороде, что в пару километрах от нашего госпиталя. Я шел браво отшагивая какой-то определенный заданный ритм, мои туфли то и дело нарывались на камни, лужи и ухабы, коими была полна тропа, ведущая в деревню. На улице светило яркое солнце, но было довольно прохладно, лишь макушку иногда припекало осеннее солнце, я слышал где-то вдали приглушенные взрывы снарядов и гранат, которые доносились до меня будто эхо, а может их и не было вовсе, а был лишь шум в моей голове, который не давал мне покоя, но всё е хотелось верить, что это действительность, что эти шумы естественны, но никак не ложны. Я приближался к дорожному знаку, указывающему направления в крупные города, но указатели были направлены абсолютно в иную сторону, это было сделано умышленно, дабы разведчики не смогли пробраться до Лондона, а их следы запутались бы окончательно.

Наконец я подошел к невзрачному кирпичному двухэтажному зданию, которое было построено в прошлом веке, но даже во время войны смогло сохраниться хорошо, оно на вид было не таким большим, каким казалось изнутри. Здесь было довольно уютно, что было заслугой коменданта, небольшого полного ирландца, который сумел создать семейную обстановку как интерьером так, впрочем, и духом, ибо войной здесь вовсе не веяло.