Пропала стриптизерша

Растянувшись на полу, Харт почувствовал, как гордо забилось его сердце. Он нашел то, что искал! И тот, кто принимал участие в сооружении всего этого, чувствовал себя в такой безопасности, что даже не сделал попытку поставить панель на место с другой стороны. А он это обнаружил! Он узнал то, что хотел узнать! Значит, существовала и другая возможность побега! Иллюминатор был не единственным выходом из запертой каюты!

Харт встал, смахнул пыль и прилипшие волокна со своего костюма. Помещение, в котором он оказался, было скорее гальюном, чем ванной, и составляло примерно пятую часть размера ванной за стеной. Харт посветил фонариком через проем и увидел стол с секстантом и какими-то книгами Он открыл дверь и оказался в каюте, принадлежавшей капитану яхты. И тут все иллюминаторы были задраены. Воздух был застоявшимся, вонючим, с привкусом неотвязного запаха острого перечного соуса “чили”. Харт обнаружил дверь, ведущую на палубу, и направился к ней, горя нетерпением поскорее вернуться в Лос-Анджелес, чтобы поведать генеральному прокурору Мэнсону и инспектору Гарсии о своей находке. Но тут, едва его пальцы сомкнулись на круглой ручке двери, откуда-то из темноты, позади него послышался мужской голос:

— Добрый день, сеньор! Вы что-нибудь ищете тут?

Харт медленно повернулся, и луч его фонарика — вместе с ним. В луче света на краю койки он обнаружил капитана Энрико Моралеса, державшего в одной руке револьвер 45-го калибра и незажженную сигарету — в другой. Когда Харт вновь обрел дар речи, то сказал:

— Вы были тут с самого начала, сеньор! Когда Бонни удрала от Коттона, она попала в вашу каюту. Пегги, оказывается, была права. Она действительно видела ее. Бонни жива!

— Бонни? — удивленно переспросил Моралес. Он вставил сигарету в рот и щелкнул серебряной зажигалкой, которая изрыгнула пламя. — Да, конечно. Вы говорите о сеньоре Диринг? — Он вдохнул дым в легкие, потом с нескрываемым удовольствием выдохнул. — Нет, сеньор. Как она может быть живой? Я лично присутствовал в суде, когда Большое жюри, членом которого вы сами были, признало сеньора Гарри Коттона виновным в ее убийстве и приговорило его к смертной казни.

Харт разглядывал высокого мужчину, сидящего на подвесной койке. Он был одет в безукоризненно белый льняной костюм. Панама с веселыми ленточками на голове стоила по крайней мере сотню долларов. Большой бриллиант блестел на пальце руки, в которой он держал револьвер. Харту было трудно протолкнуть слова сквозь сведенное судорогой горло.

— Моралес, я не знаю, насколько вы замешаны в этом деле, но вот что я вам скажу…

— Да?

— Сейчас в кафе сидит пара ньюпортских полицейских. Когда я приведу их сюда и покажу им эту дыру в стене ванной комнаты, вам с мистером Дирингом придется им кое-что объяснить.

Когда Моралес улыбнулся, его невероятно белые зубы сверкнули, а лицо посветлело.

— И каким же образом вы с ними свяжетесь, сеньор? Вы, конечно, понимаете, что вы виновны в проникновении на чужую собственность и что я, как капитан этого судна, имею право застрелить вас в целях защиты собственности моего хозяина?

— Не думаю, что вы это сделаете, — резко выдохнул Харт.

— А почему бы и нет? — не переставая улыбаться, осведомился Моралес.

Это был хороший вопрос. “А почему бы и нет?” Харт прислонился к двери рядом с переборкой, а потом снова выпрямился; его и до того напрягшееся тело стало еще более напряженным, когда кто-то тихонько постучался в дверь. Харт надеялся, что это не Герта. Он из последних сил надеялся, что она не устала его ждать и не полезла за ним на яхту.

— Кто там? — спросил Моралес.

— Тумако, — ответил мужской голос.

Моралес стволом револьвера сделал Харту знак отойти к противоположной переборке каюты. Потом, не спуская с Харта глаз, он зажег небольшую масляную лампу, встал и отпер дверь.

В дверном проеме показался один из матросов, который тоже давал показания в суде. Перед собой он толкал… Герту. Одна его мускулистая рука сомкнулась вокруг талии девушки, и он то ли держал, то ли таким образом тащил ее. Ладонью другой он зажимал ей рот, чтобы она не кричала.

— Эта маленькая сучка, — пожаловался он, — два раза меня укусила!

Харт проглотил поднявшийся к горлу комок и посмотрел на Герту. В глазах поверх ладони матроса стоял ужас. Сопротивляясь, девушка потеряла туфли, а ее платье задралось выше головы, открывая бедра. От стыда она пыталась как-то вывернуться, но ей не хватало на это сил.

Моралес мгновение любовался ею, патом, вынув сигарету изо рта, спокойно сказал:

— Ну, не стойте тут. Вас могут увидеть. Тащи ее в каюту, чтобы я мог закрыть дверь.

3 сентября 1958 г. 2 часа 28 мин. 

Матрос отнес сопротивляющуюся и пинающуюся Герту в каюту. Потом, когда Моралес закрыл за ними дверь, он неожиданно отнял от нее руки и толкнул девушку от себя с такой силой, что та пролетела через всю каюту и упала лицом вниз на подвесную койку. Но не надолго. Всхлипывая и с трудом переводя дыхание, она встала на ноги, поправила задравшееся платье и бросилась через каюту туда, где стоял Харт.

Моралес ухмыльнулся: