Это оказалось возможным не просто снятием цензуры, а созданием мощного негативного потока о ключевых точках, которые затем были заменены на новые. В этих процессах выросли новые спикеры и новые ключевые точки иной картины мира.
Получается процесс со следующими составляющими:
– переход телевидения на критические позиции в новостях;
– появление новых отрицательных потоков в СМИ;
– возникновение новых спикеров, специализирующихся на отрицательных потоках;
– поддержка имеющимися СМИ этих спикеров и этих потоков;
– запуск старых, но запрещенных до этого спикеров и текстов;
– переход телевидения на «раскручивание» новых спикеров.
Кстати, как и в случае всех оранжевых революций, становится «немодным» поддерживать старое, что сразу привлекает к этим новым потокам молодое поколение.
Реально Советский Союз начал рушиться еще тогда, когда Горбачев выступал на тему Ленина и социализма. То есть в момент существования позитивного мейнстрима и негативной периферии информационного пространства. Но когда телевидение попадает, к примеру, в информационный конфликт между программой «Взгляд» и программой «Время», победа остается не за фактами, а за интерпретациями, которыми занимались «взглядовцы». Это связано с тем, что интерпретации вводят правила, а правила, являясь другим уровнем, трудно, если это вообще возможно, опровергать фактами. Правила должны опровергаться другими правилами, произносимыми спикерами, к которым есть больше доверия. Если слова программы «Время» произносили хоть и известные, но просто дикторы, читавшие чужие тексты, то программа «Взгляд» строилась на прямом эфире и говорении без бумажки известных людей. Их интервьюировали тоже становившиеся тут же известными журналисты.
США, к примеру, в борьбе с радикализмом в мусульманской среде стараются усилить голос более умеренных спикеров (писателей, ученых, священнослужителей) в их родной стране. То есть слабый контрголос получает дополнительное усиление, что позволяет ему на равных конкурировать с сильными голосами.
Практически ту же задачу выполняли западные голоса в доперестроечный период, когда реально неизвестные люди, становившиеся диссидентами, получали возможность усиления своего голоса. Они становились известными фигурами, за которые «цеплялись» контрконцепции. Так Советский Союз жил в окружении антисоветского союза.
Холодная война как информационная была ареной борьбы идей. Но идеи существуют только вместе с теми, кто их передает. Идеи нуждаются в передаче на благодатную почву, и этот «островок» в советской жесткой системе контроля поддерживался с помощью такого медиасредства, как радио.
Разбирая подробнее борьбу информационных мейнстрима и периферии, мы также можем воспользоваться идеей пред-нарратива, предложенной Д. Бойе [1]. Пред-нарративом является пока еще не оформленный окончательно будущий нарратив, предназначенный для циркуляции. В нем еще нет одной сюжетной линии, одного героя повествования и пр. Уровень пред-нарратива оказывается самым важным для интервенций в общественное мнение. Все может быть введено только так, поскольку это единственный путь оспаривания доминирующего нарратива. Только пред-нарратив № 2 сможет внести в него нужный уровень сомнения, поскольку доминирующий нарратив защищен несколькими уровнями защиты. Это и консенсус элит, это и официальная защита в виде тиражирования его в СМИ и публичном дискурсе. Уровень пред-нарративов так не защищен и доступен для интервенций.
Советский Союз был разрушен, как нам представляется, пред-нарративом вообще материального свойства. Это были бытовые вещи, которые демонстрировали неадекватность советской системы в чисто бытовых возможностях. Все (и особенно – молодежь) хотели в разные периоды то джинсы, то шариковые ручки, то плащи-болонья, то нейлоновые рубашки… Этот пред-нарратив породил в умах сначала маргинальный, а затем – в период перестройки – и доминирующий нарратив об отставании советской системы и о том, что переход к системе западного типа сразу же принесет златые горы. В столкновении нарративов западный нарратив в результате победил советский.
Нарративная война лежит в основе информационной войны длительного плана. Конкретная информационная операция может не нуждаться в смене картины мира. И это тоже понятно, поскольку смена картины мира требует и долгого времени, и достаточно больших ресурсов.
Советская и несоветская картины мира все равно имели некоторые общие черты. Например, уважение к труду. Только в советской модели мира труд вел человека к званию Герой социалистического труда, а в американской – к тому, что человек становился миллионером. И с точки зрения чисто биологических мотиваций американская оказалась более привлекательной.
Сначала бизнес, потом военные взяли сегодня на вооружение нарративы. И это понятно, поскольку все нуждаются в упорядоченной картине мира. А бизнес и военные, по сути, находятся в особом положении, поскольку действуют не только в конфликтной физической среде, но и в таких же конфликтных информационной и виртуальной средах.