И на всё это было одно чувство, выраженное в долгом, долгом вопле, повторяющем слово "Гениально!" и "Спасение!", во всех возможных комбинациях; потом пришёл первый толчок, некоторые повалились, но всё равно продолжали торжествующе вопить. Несколько человек — по видимому знатнейшие, удостоились того, что выделились из массы жаждущих, и удостоились подойти к тому самому смотровому аппарату, возле которого незадолго до этого стоял Алёша; все они причудливо изогнули свои головы, тела вывернули и приложились к стёклышкам — перебивая друг друга, принялись вопить о том, что видят. Алёша слышал обрывки слов:
— …Включить максимальное увеличенье!.. Так — видим — всё внизу переполнено восставшие! Какое множество! Их сотни тысяч, миллионы! Из тысяч отверстий вырываются беспрерывным потоком! Негодяи!.. Ага — вот из основания рёбер бьют потоки расплавленного костного вещества! Толщина потоков сотни метров! Заливает ненавистных! Они тысячами гибнут! Плавятся! Ха-ха-ха! Славься, славься, Мудрость Наивысшего!..
Но тут случился рывок гораздо более сильный нежели прежний, от этого рывка Алёша подлетел метра на два вверх, а когда повалился назад, то понял, что его сносит ветром — дело в том, что те двое, которые всё это время его поддерживали, и которые ничем больше не выдавали своего присутствия (так что Алёша в конце концов и позабыл об этих) — эти рывков они были оторваны куда-то, и юноша вновь попал во власть могучего, беспрерывного на этой высоте урагана. Меж тем поверхность на которой разворачивалось это суетливое действие начала кренится — и крен всё увеличивался; многие стоявшие ближе к краю срывались, и размахивая руками и ногами, летели в бездну, вопили некую причудливую смесь из ужаса и восторга. Алёша чувствовал, что и его несёт туда же, вспомнилась бездна, из которой подымали его, и отчаянно захотелось остаться — он пытался уцепиться за кого-нибудь из недавних своих лицемеров, однако ж они уже совершенно про него позабыли — точно снежинки ветром, были увлечены новым потоком чувств — они отталкивали его, так же как отталкивали каждого, сами пытались в кого-то вцепиться, но и их отталкивали — происходила некая жуткая из-за постоянной гибели, круговерть.
И вот Алёша почувствовал, что он уже не стоит на ногах, но падает. Тогда он завопил, выставил руки и… разодрав ладони в кровь вцепился в тот хаотический, неописуемый прибор, назначением которого было показывать разные части прибора. Ни он один вцепился в эту конструкцию; некоторые даже умудрялись по прежнему примыкать к стёклышкам, истошно выкрикивать о происходящем внизу — вот один завопил:
— Слишком много наплавили! Катастрофа! Одно из рёбер падает!.. Падает!..
Алёша вспомнил ту, вздымающуюся на многие вёрсты громаду, которой представлялось ребро, если глядеть на него снизу и… не смог представить, что должно произойти, когда рухнет такое… ведь в каждом из рёбер был пусть и безумный, но мир, были миллионы его составляющий.
— Р-у-х-н-у-л-о!!!
Вопль наблюдающий потонул во всё нарастающем сначала свисте, потом рёве, потом грохоте от которого закладывало в ушах; Алёша ожидал, что будет сильный толчок, но… сила удара была так велика, что весь тот тридцатиметровый костяной гриб на котором он находился, и который был не больше чем мельчайшей пылинкой на вершине ребра лежащей, был сорван с десятками иных «грибов», и в воздухе развалился, наполнив воздух безумными бумагами, механизмами и человечками; Алёша летел, крутился вместе с отчаянно брызжущей искрами половиной наблюдательного прибора — потом понял, что держаться за него бесполезно, выпустил, и половинка эта вскоре взорвалась…
Поблизости пролетали фигурки, но могучими ветровыми потоками их разносило в разные стороны; вот понеслись исполинские костяные склоны, из них вырывались ядовито огненные клубы, прорезались многометровые трещины, но Алёша едва ли их замечал — он даже и не осознавал, что падает, в голове билась одна мысль: "Ведь это же моих прибытием вызвана гибель этого мира. Ведь столько продолжался заведённый порядок, и именно в ту ночь, когда я появился… Где же, где же это было совершено?.."
Вскоре стала нарастать раскалённая, бурлящая поверхность, и Алёша, увидев перед собою эту страшную смерть завопил, закрыл лицо руками и… был подхвачен Олиной лёгкой ручкой.
— Алёша, Алёшенька — возвращайся же! Скорее!..
— Что, уже?! — вскочил он, еще ничего не видя. — Я же просил не тревожить меня подольше! Оставьте меня, оставьте!
— Алеша. — Ольга схватила его за руку и приблизила к нему лицо. — Алеша, на нас напали…
— Что?! — теперь Алеша услышал с улицы какие-то крики, и подбежав к окну, увидел разбойников — они, сжимая в руках факелы и мечи, бежали к стенам.
Один из разбойников надрывался так громко, что его, наверное, слышали и осаждавшие:
— Быстрее на стены! Это Дубградский воевода пришел со своим войском! Готовьте кипящую смолу!..