Пронзающие небо

Чунг был теперь огромным пышущим золотым светом облаком. Здесь же был и Жар — стихия огненная преданная и гневная; и Вихрь, распустил свои черные крылья…

— Ну вот мы и пришли. — голос Оли пролетел над Мертвым миром, сотрясая его…

Теперь врата были в один рост с Алешей — он протянул руку к их створкам. Едва коснулся вделанных в них колец, как они сами плавно стали перед ним раскрываться; нежный полнящий свет коснулся его лица…

— Прощай, прощай друг! — запело дождем и ветром золотистое облако, которое было когда-то Чунгом, — Меня ждет другой — мой бесконечный мир! И сейчас за створками ворот наши дороги разойдутся, но не на век — знай, что наши миры где-то пересекаются меж собой, и мы еще обязательно встретимся…

И вот ворота открылись полностью, и над ними раскинулось облачное, хранящее в своей бесконечности все сноведения и мечтания небо. Неописуемое в своем многообразии, нескончаемое, все время движущееся…

И они переступили порог…

Запах спелых пшеничных колосьев, чувства вечного покоя, простора и любви; все это реками хлынуло в их души… И они полные любви и счастья поднялись к небу, полня и пронзая его…

* * *

Алеша открыл глаза и обнаружил, что лежит на ледовом полу, который сотрясался в смертных судорогах. Время от времени с потолка, сопровождаемые облачками снежной пыли, падали обломки.

Он сразу почувствовал это теплое, бьющееся в его груди — это был бесконечный живой мир его видений.

— Оля, — захрипел он и из рта его потекла струйка крови, смешиваясь с той кровью, которой залито было все вокруг.

Он приподнялся на локте, увидел ее: она лежала рядом с ним, мертвая, наполненная небесной белезной, с горстью красной рябины около сердца.

Не отчаяние, но светлая вечная печаль, которая сродни была любви охватила его теплым согревающим облаком.

Он помнил ее слова, и он знал, что теперь они действительно никогда не расстануться, что теперь каждую ночь будут встречаться они в том бесконечном мире, а потом в один прекрасный день, когда смерть коснется и его, встретятся там уже навсегда…

Алеша осторожно подхватил ее тело: она была легка, невесома. Он понес ее, не чувствуя ног, словно бы паря по воздуху; все всматриваясь в ее лицо, запоминая на прощание каждую ее черточку…

Потом он вышел на берег подводного грота и там встречала его ледовая лодка — он сел в нее, и она стремительно понесла его прочь, по ледяным туннелям.

На берегу озера, что звенело и переливалось под дворцом-цветком, встречала их Снегурочка, и над головой ее светился, роняя вниз в воду солнечные лучи ледовый купол, и весь воздух был наполнен прохладным, полным жизни свечением, плескалась темно синяя с разлитыми на ней солнечно-небесными стягами вода; под сводами эхом звучала пульсация этой воды: и здесь была жизнь, и здесь в самом сердце тьмы и холода пела она свою победную песнь!

В снежном вихре подняла Снегурочка Алешу на вершину дворца-цветка; и подняв свои руки к сияющему темной глубиной и северной радугой небу, закричала выпуская из груди стремительную снежную птицу:

— Отец! Отец!

Прошло некоторое время, и вот с небес на снежной колеснице, запряженной тремя белыми конями, которые высекали копытами из воздуха снежные искры, спустился к дочери своей Дед-Мороз.

Она сказала ему краткие слова, поведав обо всем…

Потом был полет на колестнице: она мчалась, над облаками и иногда в их разрывых показывались далекие земли; ниточки бегущих по ним дорог, замки, города, горы, морские просторы, покрытые пенистыми волнами, паруса кораблей плывущими куда-то к неведомому…

Он слышал раскатистый голос Деда-Мороза, который правил колестницей:

— В холодный темный зимний день суждено вернуться тебе на родину. Но знай, что совсем близка весна.

— Вы знаете куда… — с громко стучащим сердцем, беззвучно спрашивал Алеша.

И тот могучий волшебник, которого детвора называла Дедом-Морозом, с величайшим уважением в голосе отвечал ему:

— Да я знаю это место… Я хотел сказать тебе еще одно: о даре, который дан теперь тебе, дар которым можешь пользоваться весь небольшой остаток свой жизни. Отныне ты станешь целителем для тех чьи душа измучена; болит своей пустотой. И ты будешь слышать их безмолвные, неосознаные вопли, также как и я слышу сейчас твой беззвучный, но могучий голос. Ты сможешь излечивать их: стоит тебе только, взглянуть им в глаза и тогда увидят они истинный путь и если захотят пойдут по нему..

И Алеша беззвучно, зная, что его услышат отвечал:

— Пусть будет так. Я стану целителем. И правда, что не долог будет мой жизненный путь, я чувствую, что то, что пережил я, было слишком тяжело. Но и длинная жизнь лишь мгновенье против вечности, и длинная жизнь может быть гораздо более пустой чем жизнь короткая.

— Истину, истину говоришь! Вижу — долго останутся в памяти людской рассказы о твоих грядущих деяниях, а теперь ты дома!