Пронск

Последние, равно как и русичи вооруженные топорами, яростно рубятся с ними у линии рогаток. И число вступающих в схватку ворогов растет с каждым ударом сердца. Щитом в щит, ударом на удар – только щепки летят в стороны да брызги крови несчастных, кто проглядел атаку противника… Лютая сеча упрямых, стоящих друг друга мужей!

Хотя со стороны поганых ведь бьются крепкие мужи в расцвете сил, настоящие ратники, а в ополченцах – только старики да юнцы безусые… Но они защищают свой дом и родных, а мокша жаждут его ограбить да сжечь, изнасиловав и перебив всех, кто окажется на пути доблестных нукеров! И святая правда воев, кто защищают родную землю и родную кровь, придала ополченцам душевных сил выстоять уже против вдвое превосходящего их числом ворога!

Впрочем, стоять-то пришлось недолго – что конному проскакать три сотни шагов?!

Когда за спиной пешцев-топорщиков загремел боевой рог Коловрата да раздалось зычное: «Се-е-е-ве-е-е-р-р-р!!!» – побежали они в стороны, открывая всадникам поганых. И мокша, что всего мгновение назад самозабвенно прорубалась сквозь стену щитов русичей, инстинктивно подалась назад…

А спустя всего несколько ударов сердца в самую середину толпы мордуканов, как величают монголы подданных царя Пуреша, ударил многочисленный клин дружинников, ведомых богатырем Евпатием! Оглушительно хрустнули щиты, принявшие на себя удар тяжелых сулиц в разгоне, да копейные древка, не выдержавшие перегрузки! Сломанными куклами взлетели в воздух нукеры при таране тяжелыми жеребцами… А те, кто держался позади, уже бросились бежать, завывая от ужаса да подставив спины под щедрые удары чеканов, булав, мечей да сабель русичей!

В одночасье сгинули сотни мокши, прикрепленных к тумену Кадана, под копытами лошадей да настигающими их разящими ударами гридей. А Коловрат, лишившись сломанного копья, упрямо гнал всадников вперед, через насыпные перешейки во рву и далее, к виднеющемуся впереди роскошно украшенному позолотой шатру чингизида-темника, только-только успевшего его покинуть! В рассеянности уставился Кадан на уже вспыхнувшие впереди манжаники и камнеметы, пока старший среди гонцов туаджи визгливо кричал ему едва ли не в самое ухо:

– Орусуты напали большим войском! Конные их ударили от реки, рубят сейчас охрану выпасов! А пешцы их в самом лагере, тысяча кюгана Довдана вырезана, и теперь с ними сражаются хорезмийские гулямы!

Однако чем истеричней был крик туаджи и чем страшнее были его известия, тем спокойнее становился сын Угэдэя. И когда гонец закончил свой доклад, он услышал уже вполне спокойный голос внука Чингисхана:

– Пусть сражаются. Передай им, что если побегут, то погибнут не от клинков орусутов, а от рук палачей! И вели тургаудам собраться у моего шатра, равно как и китайцам… Да, и пусть кипчаки поспешат на помощь защитникам выпасов – лошади и скот нам очень нужны!

Завороженный спокойствием темника, туаджи благоговейно поклонился. Отступив на шаг назад, старший над гонцами горячо воскликнул:

– Я все сделаю, господин!

Однако Кадан уже не слышал и не слушал молодого монгола – сейчас все его внимание было обращено вперед. Туда, где между шатров бестолково метались пешие кипчаки, а десятники из числа его соплеменников пытались навести хоть какой-то порядок и организовать оборону. Но даже там, где половецких лучников удавалось собрать в кулак и орусутов встречали направленные в грудь лошадей копья и град срезней буквально в упор, панцирные всадники все равно прорывались. Да, оставив неподвижно лежать двух-трех соратников, встретивших честную ратную смерть, и десятки порубленных да стоптанных копытами степняков!

Темнику было очевидно – орусуты прорвутся к его шатру. Но к тому моменту их встретят уже сотни готовых к битве тургаудов!

Глава 10

Коловрат очередным ударом чекана буквально расколол череп своего противника! Такова была мощь удара боярина, сосредоточенного на узком лезвии топора, что кости ворога буквально лопнули, когда наточенная русская сталь пробила металл половецкого шлема… Соратников павшего степняка потеснил бешено рубящий их саблей Ратмир, старающийся не отставать от Евпатия и ни в чем ему не уступать. Между витязями словно негласный спор шел – кто больше поганых побьет! И, возможно, именно сей спор позволял им все еще стремиться вперед и возглавлять атаку, находясь на самом острие клина рязанцев да черниговцев. Хотя руки обоих богатырей уже налились свинцовой тяжестью…

– Смотри, боярин! Вон он, шатер хана! А перед ним отборные батыры, да как много их!

Евпатий, выскочивший вслед за соратником на открытую площадку с небольшим возвышением по центру с высящимся на нем шатром лишь глухо ругнулся при виде леса копий-чжид.

Ощетинились ими спешенные тургауды, словно еж, охватив полукольцом невысокий холм, сбились в плотный строй! А за их спинами встали отборные лучники из числа телохранителей хана – три сотни стрелков! Уже и срезни на тетивы наложили, дернись вперед – и взлетит в небо смертельный рой да обрушится на дружинников и скакунов!

А ведь за шатром виднеется еще и сотня панцирных всадников…