Пролог (сборник)

Йан запихал креветок в рот, жевать не стал, а просто держал, выпучив щеки. Креветки свешивались хвостами из его рта, отчего Профатилло стал похож немного на осьминога. Я думал, он еще что-то скажет, но он развернулся и отправился к себе. Я представил, как он будет лежать в своем боксе на диване со ртом, набитым креветками, обливаться слюной и мечтать. Смешно.

– Так ты не дорассказал про вандализаторов, – напомнила Ая. – Чем они занимаются?

– Пойдем, посмотришь сама, – предложил я. – Скоро собираться начнут. Я тебе хранилище покажу, там интересно.

Но хранилище я показать не успел, едва мы вошли в нашу квартиру, показался отец. Он принес что-то большое в большой коробке, которую с трудом держал в руках. Я помог ему, и мы отнесли коробку в холл, отец распаковал приобретение.

– Это же швейная машина, – сказала Ая.

Отец посмотрел на нее с уважением:

– Правильно, швейная машина. А ты откуда знаешь?

– У нас такая была. У бабушки. Она и шить умела…

– У вас была швейная машина? – поразился отец.

– Она из будущего, – напомнил я. – У них там швейные машинки и метеорит.

– Ах да, точно… Рад познакомиться!

Отец старомодно пожал Ае руку, она старомодно поклонилась.

– Ладно, вы тут посмотрите, а я скоро…

Отец убежал входить в образ, мы остались в холле. Ая погладила машинку по выгнутой спине, а я подумал, что машинка здорово напоминает псевдокошку.

Ая покрутила ручку, затем откинула машинку в сторону.

– А ты разбираешься.

Что-то щелкнуло, и Ая достала из внутренностей круглую штуку, похожую на маленький реактор.

– Это челнок, – сказала Ая. – Самая важная деталь. Сердце.

Она протянула его мне, и я взял. Тяжеленькое.

Стали прибывать гости, вода в аквариуме подрагивала, а неоны не казались из глиняного горшка. Первым явился, само собой, нетерпеливый пстель Шклянский, он подобострастно поклонился отцу серебряным бюстиком Ахиллеса и сказал, что у него есть несколько очень влиятельных друзей, давно желающих войти в круг ценителей искусства, и, если можно, он бы позвал их на следующую пятницу.

За Шклянским повалили другие люди, кто журналистской профессии, кто из науки, несколько коммерсантов, нашедших в себе тягу к прекрасному, несколько работников культуры, как всегда упоительно нищих, чиновники, землевладельцы, пестрая публика, собиравшаяся по пятницам у отца. Нас с Аей выгнали из кресел, и мы перебрались на подоконник.

Время близилось к вечеру, но отец не начинал, дожидались Крученого – старого вандализатора, отцовского учителя. Он появился неожиданно, без стука в дверь, просто оказался среди прочих гостей, похожий на старого облезлого грифа.

Отец объявил вечер открытым. Гости принялись бродить по холлу, пить газировку, обмениваться новостями. Вокруг отца собрался кружок, спрашивали совета, приценивались к вещам, торговались, все, как обычно.

Потом принялись помаленьку вандализировать. Сначала любительски, конечно. Один коммерсант сжег палехскую шкатулку, другой чиновник растолок фарфоровый чайник, третий, кажется работник культуры, откусывал головы у пластиковых кукол, ничего интересного. Крученый смотрел на это, как полагается, равнодушно. А отец, напротив, одобрительно, иногда даже хлопал в ладоши.

– Зачем они портят вещи? – спросила шепотом Ая.

– Они их не портят, они их вандализируют, – поправил я. – Это совсем другое дело.

– А в чем разница?

– Разница огромная. Вандализация – это искусство. Сломать любой дурак может, а вот вандализировать… тут талант нужен.

Ая не стала спорить.

Любительские вандализации закончились, и вступил отец. Отец отхлебнул из стакана газировки и сказал негромко, но проникновенно, как только он умел:

– Продолжим наш вечер литературой. Это необычно, поскольку я, как вы знаете, особо этим искусством не упиваюсь. Но сегодня я сделаю исключение. Сегодня я хочу вандализировать книгу… Это очень необычная книга, необычная. Она называется «Зверь из Облака Оорта»…

Я удержался. В последний раз отец вандализировал «Красную Новь» с «Происхождением мастера», кстати, с большим успехом, а сегодня будет «Зверь из Облака Оорта». Чего не сделаешь ради подержанного ховера. Крученый неодобрительно покачал головой.

– Художник… – Отец сделал паузу. – Художник всегда в поиске, ему свойственно беспокойство. И порой это беспокойство диктует ему новое… Новые формы…

Отец замолчал, а в холл вступил человек с необычайно развитой мускулатурой. Причем мускулатура эта сосредотачивалась преимущественно в верхней части туловища, ноги же были сухи и тонки. Я узнал его – Потемкин из Иммиграционной Службы, профатилловский приятель, известный гипер. Из одежды на нем были только длинные просторные шорты, зато мышцы блестели серебрянкой, отчего Потемкин был точно тяжелая ожившая ртуть.

– Встречайте. – Отец протянул Потемкину книгу. – «Зверь из Облака Оорта».