— Это уж как получится. Может быть, и так.
— Кто же даст сигнал?
Он посмотрел на меня с сожалением: ну что тебе, нью-йоркский щелкопёр, понять здесь! Ни черта ты здесь не разберёшься. Эти слова я прочёл на тёмных стёклах его очков, они прошли там непрерывней строчкой, как световые новости на Таймс-сквере в Нью-Йорке. Но ответил он терпеливо:
— Никто не может сказать ничего определённого. Вот представьте себе — вы ненавидите соседа. Всё в нём ненавидите — его самого, его жену, его детей, даже его лошадь ненавидите. Разве вы скажете себе: «Ну всё, в четверг я его прикончу»? Нет. Это копится в вас, пока не переполнит до краёв. Тогда вы либо уезжаете к чертям в другое место, либо берёте в руки нож. И тут уж вас ничто не остановит…
— Каких же соседей вы ненавидите?
Но он не услышал или не захотел услышать моего вопроса.
— Так и народ, — продолжал он. — Никто не может принять за него решение — в четверг или в пятницу выходить на улицу с оружием. Никто: ни я, ни наша организация, ни Депю. Надо ждать. Это решит сам народ. Когда терпение его переполнится. Когда он устанет от коммунистов до белой ненависти. И тогда люди снимут со стен винтовки. И выйдут на улицы. Вот тогда и настанет НАШ ДЕНЬ.
— И что же дальше?
Он отсчитал мне сдачи. К колонке подъезжала другая машина. Газолинщик двинулся к ней.
— Постойте, последний вопрос, — остановил я его. — Вы член организации минитменов?
— Это неважно — ответил он.
— А вы не боитесь, что я напишу обо всём этом?
Он засмеялся и махнул рукой.
— Пишите, пишите! Пусть у вас в Нью-Йорке знают об этом.
Конечно, я задал пустой вопрос. В Нью-Йорке кому надо давно знают об этом. И в Вашингтоне знают, и в Лос-Анджелесе, и в Сан-Франциско, и вдоль всей реки Миссисипи сверху донизу.
Мы выехали из сонного Норборна и двинулись дальше на юг.
Обед в загородном клубе
— Вы любите гаспачо? У нас очень хорошо готовят гаспачо. А в такую жару лучше всего есть гаспачо. Значит, гаспачо, — он глянул на метрдотеля, метр — на виночерпия, виночерпий — на официанта. Тот моргнул. — А затем я рекомендовал бы вам, ну, скажем, стейк на рёбрышках. Нигде вам не подадут такой стейк на ребрышках, как здесь.
Мы снова согласились. Произошёл обмен многозначительными взглядами, и официант снова моргнул.
Наш хозяин говорил очень ровно и с достоинством. Не тихо, но и не громко, а именно так, как надо говорить в малом зале загородного клуба.
— Если же вы хотите что-нибудь из морской, пищи, то советую вам хвосты лобстера. Их, правда, привозят из Нью-Йорка, но, поверьте, здесь они свежее, чем там.
И он улыбнулся своей шутке. Пламя трёх свечей в серебряном подсвечнике слегка колебнулось, прозрачная капелька скатилась с лепестка гвоздики на пиджак. Метр поклонился и отошел. За ним, сделав два шага задним ходом, отошел официант. Виночерпий остался уточнять насчет коктейлей и вина к мясу.
В зале, кроме нас, были ещё три или четыре небольшие компании. Столики стояли на значительном расстоянии друг от друга. Люди, сидевшие за ними, разговаривали не слишком тихо и не слишком громко.
Одна стена зала была целиком стеклянная, немного припотевшая от разницы температур: на улице — душный, жаркий предгрозовой вечер, внутри — прохладно и легко. За стеклом, вровень с полом зала, начинался освещенный низкими лампами классический английский газон, опушенный кустами, и посредине, будто врытый в землю, огромный кусок бирюзы — светящаяся вода плавательного бассейна. На качающейся доске для прыжков, свесив ноги к воде, сидели двое юношей и девушка. Тени от них уходили наверх, в небо.
— Что вы будете пить перед едой? — спросил виночерпий и склонил голову в красной бархатной шапочке.
…Машина американской обязательности — опасная штука. Иногда рискованно нажимать пусковую кнопку.
— Среди моих знакомых нет ни одного техасского миллионера, — сказал я как-то своему американскому приятелю в Нью-Йорке ещё перед поездкой в Техас. Сказал в шутку, вовсе не собираясь нажимать кнопку. Но машина завертелась. Колесики принялись цепляться друг за друга. Мой приятель сказал своему, тот — своему, и вскоре я узнал, что глава одной весьма известной техасской фамилии (миллионное дело: нефтепромышленность и скот) с супругой будут рады принять у себя дома советского журналиста с супругой, если мы не откажем в любезности заранее сообщить, когда намереваемся быть в их городе.
Мы сообщили.
Глава фамилии оказался седоволосым человеком лет шестидесяти, высоким, плечистым, худым, рукастым и краснолицым — таким должен быть тренер по боксу. Он заехал за нами в отель, как было условлено.
Внутри новенького «мерседеса» («Немцы делают лучшие автомобили в мире») вкусно пахло кожей («Этот запах напоминает мне запах седла»). Панель управления напоминала пульт космического корабля.
— Это — для холодного воздуха, это — для тёплого, — хозяин поочередно нажимал рычажки, — это для аромата. Хотите — будет пахнуть духами «Шанель» номер пять. А можно — розами. Бар, — и он открыл крохотный шкафчик с двумя бутылками и четырьмя стаканчиками. — В багажнике — холодильник.