Пролог

Замолчали они только поутру, уже с солнцем, так что я не выспался совсем.

А к полудню ближе неожиданно забежал Хвост. Он был возбужден и вертелся на скамье, точно мучился. Я предложил ему пить кипяток со зверобоем, мы стали пить. Хвост за то время, пока я его не видел, мало изменился, Хвост как Хвост, обычный зимний Хвост.

— Сами то слыхали, что ночью творилось? — спросил Хвост. — Волки-то, а? Удивили. Как скаженные просто, до утра под стенами дрягались, у нас две кошки поседели.

— Это за мной приходили, — сообщил с печки проснувшийся Тощан.

Ему, кажется, полегчало.

Матушка кинула в него ложкой, Тощан увернулся.

— Да нет, — махнул рукой Хвост, — это не за тобой, за тобой потом придут, попозже.

— За мной не придут, — тут же возразил Тощан.

— Придут, никуда не денешься. Ты не думай, что если ты заразный, тебя волки не сожрут. Им плевать, им разбирать некогда. А зимние волки — неправильные волки, от них чего хочешь можно ожидать. Сожрут, не подавятся, с костями и копытами, не заметят даже.

Тощан швырнул ложкой в Хвоста, не попал.

— Они даже наоборот, — дразнил Хвост. — Они наоборот любят, когда больной, любят, чтоб потухлей мясцо…

Тут уже я пнул Хвоста в колено. А нечего ему, пусть своих братьев травит, много их у него.

— А я теперь здоровый, — заявил Тощан. — Меня вчера лечили. Понял, хвостатый?!

— Ладно, я не про это ведь зашел, лечили так пускай, — сказал Хвост. — Я другое принес. Вы думаете, почему волки сегодня всю ночь орали? Почему они вообще повылазили — то?

Я не знал.

Хвост прилип к кружке, сделал несколько больших глотков.

— Так вот, это все не просто так приключилось, — Хвост обварил язык, выставил его подальше и теперь пытался рассмотреть, только не получилось. — Не за так волки выли, совсем не за так. Старостиха-то под утро разрешилась.

Сообщил Хвост.

— Давно брюхатой ходила, а тут и родила вдруг.

Ну, родила, и что? Давно все знали, что старостиха пузатая, чего удивительного то?

Хвост потрогал язык пальцем и добавил.

— Ведьму родила.

Хвост сказал вроде и не громко, а получилось громко, от стены к стене просто так и запрыгало. Ведьму родила, ведьму, ведьму.

Матушка велела нам всем кусать до боли языки, а потом достала из-под стрехи блестящий нож и воткнула его над дверью.

Я укусил язык, Тощан укусил, грамотей не знаю, а у Хвоста и так язык подприкушен, чуть шепелявит.

— Точно ведьму, — подтвердил Хвост. — Не вру ни разу.

— Как это ведьму? — спросил я. — Настоящую что ли?

Матушка вздохнула, вытащила из печи горящую головню и ходила теперь по избе, совала головню в каждый угол, дымила и сыпала из кармана соль, хотя и так соли уже на полу достаточно скрипело.

— Самую что ни на есть, — заверил Хвост. — Непременную.

— Откуда знаешь? — спросил я.

— А что знать-то, папка ходил уже, смотрел. Ведьма. В каждом глазе по благодати. Все, точно.

Из-за печи показался грамотей. Сегодня он выглядел не лучше, чем обычно, только глаза краснели сильнее.

— И что староста теперь делать хочет? — спросил я.

— Что делать, что делать, ясно, что делать, — Хвост пожал плечами. — Староста давно дите хотел, а тут ему такое удружение. Вот староста и воет. Сидит, да воет. Да старостиху свою бьет, лупит ее, коросту, за то что рОдила!

Матушка вернулась к нам, оттянула Хвосту воротник и засыпала ему еще горсть соли, и подзатыльник ему вкатила.

Ну и мне тоже за шиворот соли.

— Ведьму-то жечь надо, пока не поздно, — сказал Хвост. — А то как начнется… Сам знаешь. Волки по всей округе проснулись, сбежались, сидят по опушкам. Теперь из дому даже выйти опасно, не то что в Кологрив. А у Захарихи три бочонка с брагой лопнули, вот она орала!

Грамотей взял костыль, подошел к столу, сел и тоже стал пить чай со зверобоем.

— Мужики уже собираются, — сказал Хвост и подмигнул.

— Что же они собираются-то?

— Так говорю тебе — жечь хотят. Ладно, пока маленькая, а как подрастет чуть? Житья не станет. В болотах и так одна есть, все мутит и мутит. А если две ведьмы будет? Опять с места уходить придется. Двадцати лет не прожили — и снова уходить, все бросать, соль бросать. Говорят, почти везде соляные колодцы заросли, рассол не течет, у нас только, да в Забоеве и осталось. Не, мужики уходить не хотят, мужики жечь хотят.

А я не знал, что сказать. У меня еще после ночи в голове какая-то темнота пошевеливалась. Мужики жечь хотят. А у Тощана угорь в легких.

— Столяр уже лестницу собирает, топором стучит.

— Зачем лестницу? — не понял я. — Куда лезть?

— Как это зачем? Ведьму жечь. На лестнице, как полагается. Можно еще в бочке говорят, но на лестнице виднее. А в бочке она как в кошку перекинется, так и лови потом.

— А староста что? Он что, дочку свою так и отдаст жечь?

— Сам виноват, — сказал Хвост. — Зачем он летом дьявола на берегу поставил?

— Какого дьявола? — не понял я.

— Какого-какого, глиняного. С усами.

— Так это сом ведь был! — удивился я. — Он сома хотел…

— Это он нам сказал, что сом, — перебил Хвост. — А мужики говорят, что дьявол. Вот староста идола поставил — и наказало его тут же…