Пролог

неведомой силой поставлен на все четыре конечности и тоже начал расти.

Стремительно увеличивался ввысь и вширь, из глубины откуда-то выпластались

чешуи, каждая размером со средних размеров валун, покрывая костяной остов. Боль

начала изменять самую человеческую сущность, уничтожая мысли и чувства. Лицо

уже стало спокойно, несмотря ни на что — пока еще лицо, но и оно переставало

быть ликом человеческим, а становилось жуткой мордой из кошмарных снов. Руки с

жутким скрежетом разломились вдоль, каждая – на две части. Из верхних частей

выпростались перепончатые крылья, на нижних частях пальцы скрючились в

изогнутые когти, отливающие металлическим блеском. Ноги же, наоборот, словно

31

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

слились в одну, и стремительно удлинялись и утолщались, превращаясь в хвост,

чудовищных размеров, покрытый чешуей. Страх смерти уходил так же

стремительно, как свершалось превращение.

Дракон-палач как-то незаметно потерял свою величавость и блеск, и теперь

от него поднимались тонкие струйки дыма. Вот дыма стало больше, да и гуще он

стал – миг, и вспыхнул синим пламенем, а еще через миг не осталось даже кучки

пепла. Палач исчез, словно его и не было никогда — участь Хроновых вестников

предсказуема, они существуют, пока у хозяина есть в них надобность. К

превращенному же снова пришел голод. Его новое громадное тело алкало пищи.

Душа монаха летела в хронилища, глухая ко всему, была она обречена ощущать

постоянный жестокий голод, и не получать насыщения.

Дракон еще неумело управлялся со своим телом, взлететь удалось очень не

скоро, а когтями он поцарапал себе глаз, да так, что шрам от этого долгое время

безобразил веко. Содранную с века кожицу он сожрал, выскребая клыками из-под

изогнутых когтей. Голод, такой, словно ему несколько веков, отправил на охоту

своего нынешнего раба. Рядом с Ущельем нашлась яма, хорошая такая, глубокая,

кишащая гадами ползучими, крысами всех расцветок и огромными, бородавчатыми

жабами. Вся эта живность пищала, шипела, квакала на разные голоса так, что

перекрывала даже шум водопада. Ехидный голос исчезнувшего палача звучал из

ниоткуда, становясь все выше и тоньше:

- Да, братец, есть ты можешь теперь вдоволь, но пища твоя вот она, рядом, в яме

ползает, шуршит, пищит и квакает. Это тебе сначала будет непривычно, а потом

ничего, через пару сотен лун привыкнешь, и будешь наслаждаться хрустом

перемалываемых еще теплых косточек жертвы, вкусом холодной змеиной крови, и

будешь полировать чешую свою только что снятой шкуркой какой-нибудь

незадачливой крыски. Ты только к рыцарям не лезь, они нынче бешеные стали,

совсем не соображают. Так и хотят, чтобы ими пообедали. А после них изжога

страшная. Будешь потом плеваться туманными столбами даже во сне. А так все тебе

понравится. Жить можешь тут, возле воды, драться изредка придется. Ты порыкивай

временами, для острастки, тут народец запуганный, они и лезть не будут. От девиц и

от золотишка или каменьев каких – не отказывайся. Мало ли кто к тебе в Ущелья

32

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

понаведается – так будет чем откупиться. Ты и человеком-то был трусливым, так и

драконом таким же будешь. И это, забыл совсем, имечко тебе другое придется

принять. А чтобы не позабыл, оно с твоим схожее – Вальтер ты, - голос стих до

комариного писка и потом пропал вовсе.

Преобразившийся поднял рогатую голову и завыл, зарычал, выпустив из ноздрей

плотную струю тумана, а из глотки – выдохнул иссиня-белое пламя. В этом

полурыке-полувое было все: горечь, жалоба, голод, мольба. Взлетел рык, встал

дракон на крыло, приподнялся, а потом резко упал оземь и затих. С неизбывной

тоской почувствовал, что человеческие его воспоминания комкаются и уходят. От

этого стало легче, боль и страх прошли, остался лишь голод. Повел рогатой головой

по сторонам, принюхался, раздувая ноздри. Учуял, что народились у полосатой

крысы в яме крысеныши. Склонился и зачерпнул пастью все, что попалось на клык.

Захрустел косточками, пробуя. Пережевал. Фыркнул. Подошел, переваливаясь, к яме

поближе, опустил туда длинную шею и начал, причавкивая и похрустывая, жевать

все, что было в ней и не успело сбежать... И вот свершилось – затихла человеческая

память, став памятью драконьей, которая помнила только то, что помнили драконы,

хроновы дети. Сожранное удачно упало в желудок.

Где-то высоко засияли солнца в омытом дождями небе, над ущельем

раскинулись радуги, выгнув высокие многоцветные спины. Защебетали вновь

невидимые птицы, застрекотали и зашептались насекомые, стали слышны звуки

великого Ущелья Водопадов, снова живущего своей жизнью. Жители поселений,

окружающих Ущелье, после этой страшной грозы услышали страшный рык и