Пролог

ореолом, очень худ и обнажен. Да что там худ и наг, незнакомец был практически

лишен кожи, кусками покрывающей лишь гениталии и часть лица. Глаза начисто

лишены век, с навечно вытаращенными глазными яблоками, нос провален. Губы же

напротив, словно бы принадлежали какому-то другому чувственно-сладострастному

мужчине — малиновые, пухлые, чуть вывернутые наружу, слегка влажные, так и

манящие прикоснуться к ним. Руки лишены кожи, а ногти длинные, холеные,

ухоженные, только почему-то желтоватого цвета и выгнуты вверх. Подошел

вплотную, молча протянул окровавленную ладонь, коснулся палача и тот попросту

растаял, оставив после себя фляжку, и быстро впитываемую жадным песком лужицу

влаги. Весовщик прожил немного дольше, простояв в безвольном оцепенении до той

поры, пока пришедший не поднял останки казненного из могилы, и не сложил их на

208

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

небольших расстояниях от тела. Де Балиа услышал, как, проделывая свою странную

работу, незнакомец бормотал себе под нос. Напрягши слух, Брант разобрал, о чем

шла речь. Говорил он, что вот-де не послушался купец, не пошел сразу, а теперь

собирай его по частям, а ну как плохо получится и уйдет купец в вечность мало того,

что без ушей, так и еще без каких-нибудь более важных частей. Уложив свою

добычу, властелин зла обернулся и увидел лицо весовщика... Де Балиа не стало в тот

же миг. Хрон снова принялся за прерванное занятие. Обошел несколько раз останки

и позвал сиплым, надтреснутым голосом:

- Морган, Морган, вставай, друг мой, при мне можешь не валяться, как собака

дохлая. Твое превращение должно быть завершено, мы с тобой должны успеть

подружиться и пойти, обнявшись, как два вояки, после кружки пенной.

Изуродованные конечности зашевелились — каждая по отдельности, сползаясь к

туловищу, зрелище было то еще. Хотя был в этом и какой-то извращенный комизм —

ползущая по песку рука, которая передвигалась за счет того, что пальцы тащили ее

за собой... После того, как конечности слились с туловищем, мертвая голова открыла

помутневшие глаза, моргнув несколько раз. Затем казненный вздохнул, повел

плечами, все части его остова с хрустом встали на место, поднялся, тяжело опираясь

на непослушные ноги. Открыл веки, все еще покрытые смертной тенью, и до сих

пор мертвыми глазами уставился на своего повелителя — отныне и во веки веков.

- Самое время тебе мне в верности поклясться. Повторяй за мной «Жизнь за тебя

отдам, твое темное величество!»

Смиренно стоял бывший купец, слишком оглушенный последними событиями,

случившимися так быстро, лишь таращил глаза на владыку зла. Хрон что-то

говорил, говорил, говорил... Слова не пробивались сквозь пелену замутненного

сознания, видно только было, как шевелятся пухлые губы говорившего. Хрон поднял

руку, и Зигурда, который в этом Мире не мог быть Зигурдом, начала бить крупная

дрожь. В голове словно что-то щелкнуло, прояснилось, слова стали слышны, и

окружающая пустыня выглядела вновь такой же, как раньше. Губы умершего

зашевелились, повторив едва разборчиво:

- Жизнь за тебя, твое темное величество.

Казненный услышал, как черный человек сказал медленно, повторив несколько раз,

209

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

терпеливо и не повышая голоса — будто бы объясняет что-либо сложное малым

детям:

- Вот умница. Мальчик мой, теперь тебя зовут Морган. Эти презренные людишки

вычеркнули тебя из всех своих книжонок, словно тебя и не было. Всего-то за какого-

то плюгавенького надоедливого купчишку! Вот мерзавцы, да?! Теперь ты мое дитя.

Посему я нарекаю тебя Морганом. Кто я, ты уже знаешь и почему я здесь, полагаю,

объяснять не придется. Сейчас будет немного больно, придется потерпеть. Больнее,

чем было, тебе уже не будет. Ну что тебе стоило, сказать ночью, что ты теперь со

мной и послать своего этого Торга ко мне опять же. Уже все было бы позади. Ну да

ладно, я сегодня добрый. Приступим.

С этими словами, Хрон потер ладони друг о друга, взмахнул ими, как музыкант.

Пробормотал себе под нос что-то, в пустынном сухом воздухе запахло серой и

расплавленной смолой. Казненный, который стоял, понурившись, почувствовал

вновь ту же нестерпимую боль, которую пережил недавно – в момент, когда

несущиеся в разные стороны скакуны, разорвали его на части. Бывший купец

закричал. Словно от крика, на месте оторванных — вновь — рук, выпластались,

увеличиваясь, кожистые серые крылья, еще сложенные, но быстро набиравшие вес и

размах, заставившие покачнуться своего нового обладателя. Потом кровоточащие —

вновь — ноги, оделись в серую крупную чешую, стремительно увеличиваясь при

этом вширь и ввысь, причиняя очередную нестерпимую боль от мгновенно

растущих костей. Вскоре огромный ящер попирал песок, лишь венчала все это