Прокурор

Инга Казимировна осмотрелась. Все было под стать директору: два капитальных шкафа, за стеклянными дверцами которых виднелись полки с плотным строем папок; большой цветной телевизор на массивной тумбочке; толстобокая приземистая кадка с фикусом, заполонившим жирными глянцевитыми листьями четверть кабинета…

— Я вас слушаю, — сказал директор фабрики, откладывая в сторону золотистую многоцветную шариковую ручку.

Он, видимо, был занят какой-то серьезной работой — стол завален газетными вырезками, книгами, брошюрами…

Гранская предъявила служебное удостоверение. Заремба надел очки в тонкой металлической оправе, которые с трудом отыскал среди бумаг, долго рассматривал красную книжечку.

— А где этот ваш Зорянск находится? — серьезно спросил он, возвращая удостоверение.

— Рдянская область…

Директор сцепил пухлые руки.

— Не знаете, Пищухин еще в Рдянске?

Гранская понятия не имела, кто такой Пищухин, и ответила:

— Простите, а в какой он системе?

— Коммунальной. Должен сказать, очень знающий товарищ. Мы с ним в Ростове вместе руководили… — начал было Заремба, но, видимо, поняв, что эти воспоминания не интересуют Гранскую, перешел неожиданно на другое: От кофе, смею надеяться, не откажетесь?

Предложение было неожиданным, и Инга Казимировна буркнула:

— Благодарю.

Заремба посчитал это за согласие и нажал кнопку звонка.

— Сообразите нам, пожалуйста, кофейку, — попросил он заглянувшую в кабинет секретаршу. А когда та скрылась, сочувственно произнес: Хлопотная у вас служба. У меня был знакомый прокурор. В пятьдесят лет инфаркт, а через годик оказался там, где все мы будем, — сообщил он это печальное известие и сам как будто приуныл.

— Фадей Борисович, у вас работает некто Марчук? — спросила Инга Казимировна.

— Григорий Пантелеевич? Работает… Мне передали из отдела кадров, что им интересовались работники милиции. — Заремба тяжело вздохнул. — Я не знаю, что Марчук натворил. Хочу думать, что не очень уж такое, а? — Он выжидательно посмотрел на следователя.

— Натворил, — кивнула Гранская. — Иначе я бы не сидела сейчас у вас.

— Ай-я-яй! — сокрушенно покачал головой Заремба. — Поверьте, никогда не мог взять в толк, зачем людям нарушать закон? Прямая дорога, она ведь лучше окольных. Сколько раз я на общем собрании говорил: трудитесь, живите честно, и общество отплатит вам благодарностью. Кривдой жить нельзя…

— Совершенно с вами согласна, — сказала Инга Казимировна.

— Кадры, — продолжал вздыхать директор, — я считаю, самый важный, самый определяющий момент. Есть кадры — можно спокойно работать, творить материальные и культурные блага… Главное, подобрать настоящих, честных, преданных делу работников… А как почитаешь фельетоны, что творится на некоторых предприятиях, — жуть берет.

В кабинет вплыла секретарь с подносом, на котором стояли кофейник, две чашечки и две сахарницы.

Фадей Борисович поднялся из-за стола и жестом пригласил Гранскую куда-то под сень фикуса. Там действительно стояли два кресла и журнальный столик. Когда они уютно расположились, Заремба, отпустив секретаршу, сам разлил кофе. И предупредил:

— Это сахар, а это — соль, — показал он на сахарницы. — Я сахар не употребляю, читал: вредно, — коснулся он левой стороны груди и сыпанул в свой кофе щепотку соли.

— Солью тоже врачи советуют не злоупотреблять, — заметила Инга Казимировна.

— Надо выбирать наименьшее зло, — сказал Заремба. И, увидев, что Гранская пьет кофе без сахара, одобрительно хмыкнул: — А вы, значит, ни то ни другое?

— Да, отказываюсь от зла вообще, — усмехнулась следователь.

— Марчука я считал дельным работником, — продолжил прерванный разговор Заремба. — Он хороший специалист, а спецам надо доверять. Руководитель должен заниматься общими идеями, видеть масштабно, решать перспективные вопросы…

— Простите, а что вы имеете в виду — Марчук хороший специалист? Чем он занимается на фабрике непосредственно?

— Э-э, — проделал круг в воздухе рукой Заремба. — Материальным обеспечением. Сырье, исходный материал, из которого производится продукция фабрики. Свой участок он не подводит.

— А с моральной стороны? — Инга Казимировна сама невольно перешла на казенные обороты речи.

— Устойчив, — не задумываясь ответил директор. — Женат, в пьянстве не замечен, бытовых скандалов, эксцессов не было…

— Но, Фадей Борисович, вот если я попросила бы у вас характеристику на Марчука? Что бы вы написали?

Заремба облокотился на ручку своего кресла. Гранская уже заметила, что оно было куда массивнее и надежнее, чем то, на котором сидела она.

— Видите ли, Инга Казимировна, — солидно произнес директор, и следователь удивилась, что он запомнил ее имя и отчество, — я подпишу характеристику на Марчука, которую сочтут нужным составить наши товарищи из отдела кадров, люди, непосредственно с ним работающие и знающие его. Предварительно, конечно, посоветуюсь в инстанциях. Но еще раз говорю, я доверяю своим подчиненным. Это мой принцип. На фабрике трудится несколько сотен человек. Досконально вникнуть в биографию и служебное соответствие каждого я не могу…

— Понятно… Сколько у вас работает Марчук?