Прокурор расследует убийство. Прокурор жарит гуся. Прокурор срывает печать

— Ты хочешь сказать, что источник денег — актриса? — переспросил шериф.

— Да, устало ответил прокурор.

— А я-то полагал, что ты уверен в обратном.

— Ну что же, я ошибался.

— Значит, она врала тебе?

— Похоже на то.

— Теперь, надеюсь, ты не собираешься и дальше замалчивать ее участие?

— Не собираюсь.

— Что еще она сообщила?

— Ничего.

— Ну так заставь ее разговориться.

— К сожалению, это легче/ сказать, нежели сделать. Как мне было сказано совсем недавно, мы ведем борьбу против весьма могущественных сил. Имя Ширли Арден значит очень много для кинобизнеса, который, в свою очередь, контролируется банками, управляемыми людьми с огромным политическим влиянием. Над ними я не властен. Единственный путь допросить Ширли Арден — это вызвать ее повесткой, чтобы она предстала перед Большим жюри.

— Ты собираешься так поступить?

— Да. Подготовь повестку и обеспечь вручение.

— Постарается ли она увильнуть от повестки?

— Уверен. Больше того, они начнут громоздить на нашем пути все мыслимые юридические преграды. Скажи Бобу Кентли, моему заместителю, чтобы повестка была подготовлена юридически безукоризненно.

— Как насчет информации общественности?

— Боюсь, информация общественности абсолютно вне нашего контроля. В огонь подлили масла. И в-этом виноват лишь я сам. Мисс Арден полагает, что я гонюсь за рекламой.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто-то, я думаю, что Биттнер, ухитрился сфотографировать меня, когда я ужинал тет-а-тет с мисс Арден в ее доме.

— Да, тебя крепко посадили в лужу, — посочувствовал шериф.

— Как будто я сам не знаю, — с горечью сказал Селби. — Во всяком случае, это уничтожило всякую возможность сотрудничества с мисс Арден.

— Вернемся к Кашингу. Что мы предпримем?

— Нажмем как следует.

— Ему это не понравится, ты же знаешь.

— Плевать. Мне еще меньше нравится, как он поступил с нами.

— Кашинг был одним из самых верных наших сторонников.

— Я не дам и ломаного гроша за то, кем он был. Вызови его и задай жару. Я собираюсь получить утром пленку и двинусь домой. А сейчас пойду в кино и выкину из головы все, что касается убийства.

— Лучше отправляйся на стриптиз, сынок, — посоветовал шериф. — По-моему, ты сильно разочаровался. Случаем, не втюрился в эту артисточку?

— Иди к дьяволу, — ответил Селби. — Послушай, Рекс. — Да.

— Проинформируй Сильвию Мартин о Кашинге. Она первой почувствовала, что с ним не все ладно. Теперь ясно, Сильвия была права.

Селби повесил трубку, принял горячую ванну, переоделся и почувствовал себя гораздо лучше. Он пошел в кино, но очень рассеянно следил за происходящим на экране. Его не оставляло гнетущее чувство, он ощущал себя человеком, идеалы которого разлетелись вдребезги, человеком, которого предал близкий друг и который ожидает новых несчастий.

После окончания сеанса Селби почти час бесцельно бродил по улицам, задержался, чтобы выпить в баре, который заполняли веселые, шумные, смеющиеся люди.

Наконец он вернулся к себе в номер. Когда Селби открыл дверь и потянулся к электрическому выключа-теЛю, то ощутил непонятное беспокойство. Какое-то время он не мог определить источник опасности, но потом понял — запах сигарного дыма в номере.

Прокурор никогда не курил сигар. Какой-то любитель сигар либо сейчас находился здесь, либо побывал чуть раньше. Селби нащупал выключатель, нажал кнопку и приготовился отразить атаку. Однако комната была пуста.

Прокурор плотно закрыл дверь и поймал себя на мысли, что готов забаррикадироваться стулом. Перед его глазами возник номер гостиницы, в котором Уильям Ларраби встретил смерть. Стыдясь самого себя и абсурдности своих действий, Селби встал на четвереньки и заглянул под кровать.

Он проверил двери, ведущие в соседние номера, и удостоверился, что они закрыты на щеколду изнутри. Открыв окно, прокурор выглянул наружу. Пожарная лестница была так далеко, что не могла служить путем для вторжения.

Весь багаж прокурора состоял из одного легкого саквояжа. Он стоял на полу, там, где его оставил Селби, но прокурор заметил на покрывале постели продолговатую вмятину с четырьмя ямками на углах. Он поднял саквояж и взглянул на его дно. На каждом углу находилась невысокая латунная выпуклость. Селби аккуратно поставил саквояж на вмятину. Несомненно, кто-то уже проделал это до него.

Прокурор открыл саквояж. Ясно, что его обыскивали и, видимо, второпях. Скорее всего, содержимое было вытряхнуто на кровать, а затем кое-как брошено назад. Селби пребывал в полном недоумении. Кому понадобилось просматривать его вещи?

Что ценного могло у него быть? Поиск велся торопливо и впопыхах, но, кто бы это ни был, он, видимо, опасался, что Селби может вернуться и застать незваного гостя за работой. Однако, не обнаружив желаемого, посетитель преодолел страх перед возможным разоблачением, задерг жался и тщательно обыскал комнату. Об этом можно было судить по сигарной вони, заполнившей номер.

Человек, вероятно, зажег сигару, чтобы успокоить нервы, и затем провел тщательный обыск. Селби разгладил покрывало. Подушки потеряли свою крахмальную симметричность, которую им придали опытные руки горничной. Их явно кто-то передвигал.