Проклятый трон

Она злилась, и это удивительным образом придавало ей сил. И принцесса успевала буквально всюду: то ее видели у караванов беседующей о состоянии дел в Песках далеко от Истаила, то на рынке обсуждающей с торговцами о том, что они могут идти к горам и покупать товар там, то со строителями, отчитывающимися, как идет работа.

К концу третьего дня Ангелина устала так, что ни один дракон не мог бы смутить ее – она просто перестала обращать внимание на взгляды.

– Сафаиита, – суетилась Суреза у теплой ванны, – попробуйте сладкий кускус. Он с изюмом и медом, восстановит ваши силы. Вы же высохли вся, госпожа!

– Оставь, Суреза, – Ани вышла из ванны, глянула на себя в зеркало. И правда, лицо очень осунулось, одни глаза, и в талии стала тоньше. Но все равно широкая и крупная. Хотя она давно перестала переживать по этому поводу.

Теплая ванна не дала нужного отдыха телу, привыкшему к вечернему плаванию, и, хотя очень хотелось просто упасть и полежать на прохладной плитке, остывая и охлаждаясь, Ангелина все же прошла в темноте по занавешенному коридорчику, отложила полотенце и спустилась в бассейн. И, не давая слабости даже малейшего шанса, поплыла, как всегда, до противоположного края чаши с водой и обратно, вдыхая чудесный горьковатый аромат какого-то цветущего кустарника и слушая привычные уже песни радующихся ночной прохладе птиц.

Звезды были словно подернуты дымкой, а полная луна, наоборот, светила ярко – сегодня был последний день полнолуния, и госпожа ночи старалась вовсю показать свою холодную красоту. Мир тихо и завороженно наблюдал за ней, царящей на небе, и даже разноцветные занавески поблекли, окрасившись в лунный голубоватый цвет. И Ангелина засмотрелась, почти задремала, облокотившись на бортик бассейна. В душе постепенно воцарялось умиротворение. Принцесса расслабилась, отпустила заботы. Здесь не с кем было воевать.

Она не сразу поняла, что в бассейне уже не одна. И не сразу смогла снова собраться, растерялась, дернулась прочь, забыв о том, что нужно вести себя с достоинством и не показывать слабости.

– Не уходи, – пророкотал Нории тихо, словно боясь спугнуть. – Я не хотел тревожить тебя. Думал, ты меня услышала.

Ангелина покачала головой.

– Я, наверное, заснула. Извини. Меня должны были предупредить.

Сердце все еще колотилось как ненормальное, и она спешно приводила эмоции в порядок и никак не могла совладать с ними.

– Ты меня боишься? – спросил Нории, склонив голову. Вода доходила ему до груди, он не двигался, и принцесса заставила себя прекратить вжиматься в бортик, выпрямиться – никакой слабости, никакого отступления. Хорошо хоть, что она скрыта водой, а свет луны, хоть и ярок, не дает что-либо разглядеть.

– Нет, – сказала она. – Нет.

Тело его мягко мерцало перламутром, но линии на нем почти не светились.

– Я много летал эти дни. Поэтому хотел прийти к тебе ночью, – произнес дракон, поймав ее взгляд. – Но Зафир сказал, что ты здесь. Дай мне прикоснуться к тебе. Я не буду смотреть, обещаю.

У нее чуть не вырвался нервный смешок. То ли полнолуние так действовало, то ли усталость, то ли неожиданное появление дракона, но броня никак не желала вставать на место. А может, виной был запах белых, похожих на звездочки цветов, наполнивших сад своим тонким ароматом.

А возможно, ей было непривычно и приятно ощущать власть над древним и могущественным существом.

Да и не бежать же ей, первой Рудлог, прочь? Нории пользовался ее силой и неумением отступать, превращая их в слабость. Но если уйдет сейчас – значит, признает, что она слабее.

Разве она может быть слабее?

– Хорошо, – сказала принцесса и улыбнулась. С превосходством. Повернулась к нему спиной, положила руки на холодную плитку, отсвечивающую голубоватым. И прикрыла глаза. Потому что все равно было страшно. От плеска воды, от движения мужского тела сзади.

– Ты такая горячая, – рокотал он ей на ухо, прижимаясь, обхватывая ее, – такая яркая, что затмеваешь собой луну. – Одна рука скользнула на живот. – Такая сильная девочка, неуступчивая, яростная. – Вторая легла чуть ниже, и Ани напряглась, не желая признавать то, что чувствует, разозлилась. – Не сердись, – голос приглушенный, тело прохладное, крепкое, и он ничуть не стесняется, вжимается в нее и застывает, – я не возьму больше, чем надо.

Низ живота под его большой рукой пульсировал непривычно и сладко, и она не могла не злиться и не желать, чтобы он позволил себе больше – тогда Ангелина могла бы полыхнуть и запретить ему прикасаться к себе.