Ренсинфорс встретил агента Стрелковского белыми, чуть заснеженными кривыми улицами, легким морозцем и прозрачным чистым воздухом, в котором яркие высокие дома столицы Бермонта с их праздничной архитектурой казались невероятно четкими и веселыми от осеннего низкого солнца. Машин было много, и до королевского лазарета Игорь добирался долго, разглядывая настенную живопись и многочисленные выставленные у подъездов многоквартирных домов резные фигуры животных в натуральную величину. Видимо, резьба по дереву была здесь чем-то вроде национального вида спорта.
Он проезжал мимо огромных деревянных лосей, «щиплющих траву» по обе стороны от дверей, оленей с очень натурально выполненными рогами, рысей, зайцев и лис с волками. Но, конечно, количество медведей побивало все рекорды. Медведи на задних лапах, на четырех, ловящие рыбу, держащие в лапах фонари, спящие, играющие медвежата… Они были везде. И на флагах, и на наклейках дверей ресторанов, и на административных зданиях.
Тяжеловесный и мрачный замок Бермонт с шагающим медведем на трепещущем на шпиле центральной башни флаге смотрелся в этом ярком городе чуждо, как бронетранспортер среди лакированных розовых и голубых дамских машин. Впрочем, характер бермонтцев был под стать замку. Ну а цветные крыши домов, многочисленные фонари, резные фигуры и яркие рисунки на стенах: цветы, трава, летние пейзажи – ответ длинной и холодной зиме, попытка расцветить белое безмолвие, в которое погружалась страна почти на пять месяцев.
Игорь доехал до лазарета, дождался врача с обхода и наконец-то направился в палату к Люджине. Ее перевели из реанимации в терапию, и в коридоре, по которому шагали полковник с доктором, уже не чувствовалось той глухой и заставляющей понижать голос тревоги, которая была разлита на этаже реанимационного отделения. Там стояла тишина, а здесь слышались голоса и смех пациентов, ворчание медсестер, кто-то говорил по телефону, кто-то смотрел телевизор.
Люджина сидела на аккуратно застеленной кровати, с папкой медицинских документов рядом, на зеленом покрывале. Собранная, бледная, чуть похудевшая, с внимательными синими глазами, пробивающейся черной щетиной на обритой голове и кривым розоватым шрамом, пересекающим макушку. И в какой-то бежевой пижаме.
Как это он не подумал, что нужно приехать с одеждой?
– Полковник, – сказала она радостно и попыталась подняться навстречу. Позади него сердито вздохнул доктор.
– Люджина, вставать я вам разрешил только через неделю. Полковник, пожалуйста, проследите за этим. Пациентка упорно хочет продлить себе срок реабилитации. Сейчас сюда подвезут коляску, и вы сможете транспортировать ее. А уж в Рудлоге только на вас вся надежда. Где Люджина будет наблюдаться?
– В Королевском лазарете. Завтра прием у врача. И, конечно, прослежу, – пообещал Игорь. Капитан Дробжек сидела смирно, но руки ее дрожали.
– Тремор будет сохраняться до месяца, – пояснил хирург, – как и некоторая раскоординированность движений. Потом все встанет на место. Еще нормативы чемпионские сдаст, если предписания будет выполнять. Все мои рекомендации в папке. И, если возникнут вопросы, обязательно звоните. Не забудьте дать мой номер лечащему врачу!
Они обменялись рукопожатием, и доктор ушел. А Игорь с Люджиной остались ждать медсестру. И Стрелковский молчал, думая, как начать разговор. И капитан молчала, вопросительно и немного удивленно глядя на него.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, когда пауза стала чересчур очевидной.
– Слишком слабой, – хрипло ответила Люджина. – Как старушка. Руку поднять – и то тяжело. Вы думаете, как сказать, что я уволена, полковник? – без всякого перехода поинтересовалась она.
Женщины. И когда только успела напридумывать?
– Не говорите глупостей, – резковато ответил Стрелковский, – почему вас должны уволить?
– По служебному несоответствию, – спокойно сказала капитан. – Я слишком слаба как боевой маг.
– Люджина, – Игорь потер пальцами переносицу. – Вы остаетесь в Управлении. Вас отправили в отпуск, все реабилитационные процедуры будут оплачены. А думаю я о том, как сказать вам, что вы будете продолжать лечение в моем доме. Чтобы вы не заупрямились и не отказались.
Облегчение в ее глазах сменилось хмурым недоверием.
– Зачем это вам, полковник? Мне не нужна благотворительность.
– Это не благотворительность, а здравый смысл, – жестко произнес Стрелковский. – И мое удобство в том числе. Выслушайте меня, не перебивайте, – скомандовал он – северянка пыталась что-то сказать, но послушно замолчала. – Я крайне занят сейчас на работе, и у меня нет времени заезжать в общежитие, проверять ваше состояние. Но я обязан это делать как ваш командир. Вам на коляске ездить до реабилитационного центра и обратно, даже при наличии сиделки и машины, будет тяжело. Дом у меня большой, неудобства от соседства со мной вы испытывать не будете. Все процедуры можно проводить на дому, занятия тоже.
– Это все? – серьезно спросила Дробжек.
– Нет. Вы пострадали из-за моей недальновидности. Я ответственен за вас. Поэтому и задача поставить вас на ноги ложится на меня, капитан.