Проклятый трон

Тварь мерно покачивает головой и стрекочет. Сбоку к ней, обходя провал, мягко, по-кошачьи подкрадывается Бермонт, Мартин за спиной под щитом уводит оставшихся людей, Мариан тихо командует охране отойти и не подставляться под заклинание, а чудовище, словно ему надоедает игра с человечком, взмахивает своим лезвием и протыкает Люку живот. И бросает его, как куклу, об стену зала.

Время ускоряется потоком под мой оглушительный срывающийся визг, бьет молотом Демьян, и снова летят ошметки склизкой плоти и черного хитина. «Отступай!» – орет Гюнтер, и король-медведь прыгает назад, в тварь летят потоки воды и воздуха, и она застывает, замораживается, покрывается ледяной коркой и взрывается тысячами ошметков, которые с гулким стуком врезаются в наши щиты, в стены, сносят охранников, покрывают зал тошнотворным, дергающимся, сизо-черным покрывалом.

Я все еще кричу – беззвучно, потому что сорвала голос, – кричит рядом Полина, потому что не видит Бермонта, сквозь месиво из ошметков к лежащему у стены Люку пробирается Луциус, и все приходит в движение.

Изрезанные тела охранников лежат прямо у ложи, а у меня перед глазами прыгают черные точки, и кружится голова, и мир вокруг шатается.

«Ты же медсестра, Марина, ты видела кровь и смерть. Держи себя в руках».

Я цепляюсь за сознание и отстраненно выхватываю из происходящего какие-то куски.

Мариан вызывает по телефону врачей и виталистов, собирает тех из гвардейцев, кто остался цел, и командует разбиться на отряды: помогать пострадавшим, уводить гостей и очищать помещение.

Перед нами встает с пола Демьян, брезгливо отряхивается, оглядывая себя. Пол срывается с места и, пачкая платье в отвратительной слизи, отбрасывая кончиками туфель сизоватую плоть чудовища, бежит к нему, перескакивая через куски и обрывки.

Тандаджи пробирается к ложе и почтительно просит у короля Блакории возможности переговорить с девушкой, подарившей ее величеству рог.

– Я сам с ней переговорю! – оскорбленно ревет Гюнтер Блакори. Он очевидно растерян и красен от гнева. – Василина, Белым первопредком клянусь, я тут ни при чем.

– Брат мой, – спокойно говорит тонкий и седой император Хань Ши, так и просидевший на своем кресле все это время, – просто у тебя с раскрытием заговоров куда слабее, чем у Василины. Ваша служба, дорогая сестра, отработала безукоризненно. Нет вашей вины в том, что опасность пришла оттуда, откуда не ждали.

– Лучшая разведка на Туре, – насмешливо бормочет себе под нос Талия. От нее веет теплом и лаской, и мне становится чуть легче. Совсем чуть-чуть.

– Заговоров? – ледяным тоном переспрашивает Василина, и в зале вдруг становится очень холодно.

Я, борясь с головокружением, поворачиваю голову и вижу, как смотрит она на Мариана и как он смотрит на нее. С одной стороны – непонимание, с другой – мрачная уверенность.

– Капитан, – выговаривает сестра тяжело, и это «капитан» режет даже меня, а ему, должно быть, еще больнее, потому что он стискивает зубы, – вы ничего не хотите мне рассказать? Или это вина Тандаджи?

– Откуда у тебя этот рог? – ревет Гюнтер сзади, подарившая рог девушка рыдает и сквозь шмыганья в грудь деда-герцога рассказывает, что долго искала и выбирала подарок, пока ей не посоветовали магазин с уникальными товарами, и там он ей очень понравился, и она его купила.

– Нам всем будет полезно послушать про заговорщиков, – примирительно и мягко высказывается царица Иппоталия, – предлагаю собрать совещание.

– Прости, – словно не слыша ее, говорит Мариан Василине. – Это мое решение – не сообщать тебе.

Впереди Полли наконец добирается до Демьяна и, сжав кулачки, что-то зло кричит ему в лицо, а тот успокаивающе гладит ее по талии, оставляя белесые разводы. Затем хватает на руки и несет обратно к ложе.

– О, – будто не чувствуя накаляющейся атмосферы, удивленно замечает император, – а вот об этом моя разведка не доложила. Вас можно поздравить, Василина?

От сестры просто волнами пышет морозом, и по деревянным столбам, поддерживающим ложу, снизу вверх стремительно бегут, потрескивая, завитушки инея.

– Василина, – предупреждающе и ласково говорит Талия, и всем становится теплее, но королева не слышит ее. В зале начинает гулять ветер, дребезжат остатки уцелевших витражей, хлопают двери. Мариан делает шаг к Васе, но останавливается под ее напряженным взглядом. Он не растерян, но в глазах его виден… страх?

Открывается Зеркало, оттуда под взглядами все еще не отошедших от шока членов королевских свит выходит Зигфрид, а за ним, наконец, медперсонал с выражением отвращения и брезгливости на лицах.

«Ты же медработник. Иди, помоги. Иди».

Я не могу пошевелиться. Меня мутит, и мне страшно снова посмотреть в ту сторону, где лежит Люк.