Проклятый подарок Авроры

«Это одно из таких подавляющих несчастий, что по отношению к тем, на кого они обрушиваются, испытываешь, кроме душераздирающей жалости, еще какую-то неловкость и смущение, словно сам чем-то виноват в случившейся катастрофе… Был понедельник, когда несчастная женщина узнала о смерти своего мужа, а на другой день, во вторник, она получает от него письмо — письмо на нескольких страницах, полное жизни, одушевления, веселости. Это письмо помечено 15 мая, а 16-го он был убит… Последней тенью на этом горестном фоне послужило то обстоятельство, что во всеобщем сожалении, вызванном печальным концом Андрея Николаевича, не всё было одним сочувствием и состраданием, но примешивалась также и значительная доля осуждения. И, к несчастью, осуждение было обоснованным. Рассказывают, будто Государь, говоря о покойном, прямо сказал, что поторопился произвести его в полковники, а затем стало известно, что командир корпуса генерал Липранди получил официальный выговор за то, что доверил столь значительную воинскую часть офицеру, которому еще недоставало боевого опыта. Представить себе только, что испытал этот несчастный А. Карамзин, когда увидел свой отряд погубленным по собственной вине… и как в эту последнюю минуту, на клочке незнакомой земли, посреди отвратительной толпы, готовой его изрубить, в его памяти пронеслась, как молния, мысль о том существовании, которое от него ускользало: жена, сестры, вся эта жизнь, столь сладкая, столь обильная привязанностями и благоденствием…»

Нижний Новгород, наши дни

Музей находился в здании, которое по всем меркам можно было отнести к ветхому фонду, однако в залах пахло не ветхостью, а сиренью.

— А вот здесь у нас находятся материалы, которые особенно дороги сердцу каждого советского человека, в частности сормовича, — задушевно сказал Иван Петрович Столетов и подвел их к стенду, над которым была надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто».

Стенд был огромный. Нет, ну серьезно — в масштабах районного музея, где рассказывалась история всех сормовских предприятий, перечислялись все знаменитые люди района, — занять целую стену информацией о десятке-другом человек, которые были на фронте во время Великой Отечественной войны… Конечно, в основном здесь рассказывалось о том, как Сормово помогало фронту (ведь Горький находился в тылу), но фронтовикам было уделено очень много внимания. Оказывается, среди сормовичей были и Герои Советского Союза, и кавалеры ордена Славы, и те, кто повторил подвиги Александра Матросова и капитана Гастелло…

Жаль, что этим великолепием особо любоваться было некому. Кроме Алекса и Алёны посетителей в музее практически не оказалось. Правда, около стенда с историей завода «Красное Сормово» зевал какой-то унылый молодой тип с блокнотом, куда с явным отвращением что-то переписывал со стенда. При взгляде на него каждому приходило в голову: наверное, студент-историк или аспирант, небось курсовую пишет или диссер, но с каким отвращением, это же надо! Что ж он там напишет, бедолага?

А впрочем, его проблемы.