Проклятый манускрипт

— Больше не станет продавать дохлых кошек вместо зайчатины! — крикнула разъяренная матрона.

А высокий мужчина с красным лицом сжал кулаки и прокричал через головы стоявших впереди него:

— Слишком мягкое наказание! Этого негодника нужно было повесить!

Его окрик нашел немалую поддержку. И тут же все закричали:

— Хотим увидеть, как его повесят!

Прошло довольно много времени, прежде чем яростные крики прекратились. Вдруг стало тихо, настолько тихо, что слышно было скрип запряженной ослом тележки, ехавшей от площади к мосту. Зеваки молча расступились, образовав коридор. Только время от времени слышались ахи-охи. Многие зрители при виде телеги поспешно крестились.

На ней лежал связанный мешок. Было нетрудно заметить, что в нем находится кто-то живой. Слышались тихие стоны. Из мешка виднелись ярко-рыжие волосы, завязанные в конский хвост. Слуга в красных одеждах втащил осла, на последних десяти метрах упрямо отказывавшегося повиноваться, на середину моста.

То, что произошло вслед за этим, повергло Афру в ужас. Едва телега остановилась, к ней подошли двое стражников, сняли трепыхавшийся мешок, раскачали и через перила моста бросили в реку. Некоторое время мешок плавал в вонючей воде, потом поднялся, как тонущий корабль, и не успели все и оглянуться, как он скрылся под водой.

Зеваки молча глазели на роскошные волосы, какое-то время еще плывшие по течению. Уличные мальчишки тут же устроили себе развлечение — они стали кидать в них камни, пока и это последнее напоминание о красавице не исчезло под водой.

Исполнение последнего приговора прошло почти не замеченным. Скучным голосом городской судья быстро прошепелявил: священник воспользовался пожертвованиями верующих в личных целях и за это приговорен епископским судом к лишению правой руки. Охранник бесстрастно укутал ампутированную руку в лохмотья и, размахнувшись, запустил в реку.

Сознание того, что она стала свидетельницей казни, заставило Афру расплакаться. Она рассерженно прокладывала себе путь через толпу в направлении Соборной площади. Почему, думала она, должна была умереть девушка, а с головы похотливого исповедника ни волоска не упало?

По дороге к собору Афра проходила по переулку, где все дома были в саже. Последствия огромного пожара, уничтожившего четыре сотни домов, до сих пор не были устранены. Неприятно пахло строительным мусором и обуглившимися балками.

Она знала, где искать Ульриха: в Соборном переулке, ведущем прямо к западному фасаду собора. Сидя на камне, он проводил целые дни и даже вечера, любуясь тем, как красный песчаник с Вогез, из которого строился собор, окрашивался на закате в роскошный пурпурный цвет.

Уже три месяца Ульрих фон Энзинген почти ежедневно ходил в резиденцию епископа Вильгельма фон Диета. Но каждый раз ему сообщали, что его преосвященство еще не возвратился из своего зимнего путешествия.

Все знали тайну о том, что епископ Страсбургский, игрок и пьяница без сана, был назначен на этот пост не вследствие своей учености, не говоря уже о набожности, а исключительно благодаря своим голубым кровям и протекции Папы римского. Поэтому никого не изумляло, что зимы его преосвященство проводил в теплых итальянских землях вместе со своей конкубиной. Неудивительно, что он враждовал с собственным соборным капитулом, и в первую очередь с деканом Хюгельманном фон Финстингеном, который сам стремился стать епископом.

Хюгельманн, образованный человек, обладатель безупречной внешности и таких же безупречных манер, решительно отказал Ульриху, когда тот, ссылаясь на письмо епископа Вильгельма, предложил себя в качестве архитектора собора. Управление строительством соборов уже более ста лет находилось вне компетенции епископов, право решения этих вопросов принадлежало городскому совету. А совет только что назначил нового зодчего и велел ему построить над западным фронтоном башню такой высоты, чтобы затмила все существующие.

Погруженный в созерцание фасада собора, фронтон которого напоминал корабль, кормой стоящий на земле, а носом устремляющийся прямо в небо, навстречу солнцу, Ульрих не заметил, как к нему подошла Афра. И только когда она положила руку ему на плечо, архитектор сказал:

— Он действительно был гением, этот мастер Эрвин. К сожалению, он не дожил до того дня, когда воплотились его мечты.

— Тебе не стоит зарывать свой талант в землю, — ответила Афра. — Вспомни Ульм. Это твое сооружение, и твое имя всегда будет упоминаться в связи с этим собором.

Ульрих пожал руку Афры и улыбнулся, но улыбка его была горькой. Наконец он поднял взгляд, и, когда заговорил, в его голосе слышалось отчаяние:

— Чего бы я ни отдал за то, чтобы иметь право построить над этим нефом башню, не менее гениальную, чем само творение мастера Эрвина.

— Ты получишь это назначение, — Афра пыталась утешить любимого. — Никто не обладает твоими способностями для выполнения такого задания.

Архитектор отмахнулся:

— Не нужно меня утешать, Афра. Не ведая того, я поставил не на ту лошадь.