Проклятый код (СИ)

Тот в ответ нервно дернул локтем, но она настойчиво вцепилась в него, повиснув на его руке. Он крепко сжал шприц и все же со злостью стряхнул ее на землю.

— Ты с ума сошла! Ты же видишь, с ним что-то происходит, мы можем потерять контроль над ним!

— Нет, прошу тебя, — зашептала она, и словно умоляя его, сложила ладони перед собой.

— Нет, ты действительно сдурела! Я всегда говорил, что мы не знаем, что создаем. Но сейчас надо что-то предпринять. Или у тебя есть другие соображения?

Она выхватила сумку и достала другой шприц.

— Не надо хлорпромазин, лучше пусть будет барбитал, он не должен страдать.

Я видел, как в ней трепетало тонкое чувство жалости.

— Черт, возьми, Кира, — выругался мужчина.

Но он все же взял из ее рук шприц и быстро вел мне в руку вещество, вводящее меня в состояние сна. Тогда я еще не умел управлять химическими веществами в моем организме. Я просто увидел некое расплывчатое изображение, то из чего этот раствор состоит и позволил ему распространиться во мне, по всему организму разносясь кровью по венам и артериям. Последнее что я услышал пред тем как погрузиться в глубокий сон, голос, вопрошающий ко мне.

— Что в имени моем тебе? Что в имени моем тебе?

Я очнулся уже днем. Солнце светило сквозь запыленное окно машины. Мои спутники сидели впереди меня и о чем-то спорили.

— Его все равно бы рано или поздно утилизировали, ведь ты же знаешь этот образец с сильнейшими признаками расстройства психики. Они создали существо, — мужчина замялся, подбирая слова, — с возможностями проклятого бога, но он просто псих. Понимаешь Кира больной псих! Это проходной материал. И вообще ходят слухи что, наши неудачные результаты поставили крест над всем проектом. Головное предприятие и университет сворачивают все работы над ним. Им проще создавать их в Китае или на худой конец в Европе, в какой-нибудь захудалой восточно-европейской стране.

— Он же еще ребенок, — женщина была очень сильно расстроена.

— Да какая разница! Я сам слышал от Родина, что они уже подготовили документы для утилизации этого образца. А он заведующий лабораторией и знает что говорит. Мы же его спасем. Слышишь? Спасем и немного на этом заработаем. Так что успокойся детка, все будет тип-топ, я тебе обещаю.

— Говорят, что, таким как он, они ставят особые нейронные переплетения, жгуты, так называемые нейронные перемычки, он будет, как раб работать в каком-нибудь закрытом помещении…

Но он не дал ей договорить.

— Зато он будет жить! Ты же этого хотела. И мы, совершив такой благой поступок и хорошо, я говорю, очень неплохо подзаработаем. Нам этих денег хватит на всю оставшуюся жизнь, где-нибудь в теплой стране. Мы не будем до конца жизни влачить жалкое существование в лаборатории управляемой всякими напыщенными уродами, выжившими из ума учеными старцами, делая за них всю работу. Хочешь, на эти деньги мы откроем свою Био компанию? На Западе, там свобода. Мы сможем так же заниматься наукой, но мы будем уже делать все что захотим и делать это будем для себя, для своих детей. Мы своих детей сможем создать их такими, какими захотим. Их ДНК будет совершенной, идеальной и они будут счастливым продолжением нас с тобой.

Он потянулся и поцеловал ее в лоб.

— Но надо заплатить лишь небольшую цену. А потом навсегда забыть об этом. Ведь объект, образец все равно, хотим мы этого или нет утилизируют. Это всего лишь спаун. Так их называют на Западе. Просто…, — он немного помолчал и решительно сказал, — их назвали в честь героя из комиксов, «отродье», так, кажется, это переводится. Он не полноценный человек, а лишь инструмент.

Он взял ее за подбородок.

— Ну, Кира поверь мне.

Женщина молчала, я только видел, как она изредка вытирала салфеткой лицо от слез.

Тогда мне было всего лишь двенадцать лет, я мало понимал, то о чем они говорят. Тем более я не видел другого мира кроме того что был внутри стен лаборатории. Я не видел других детей, кроме одно мальчика, которого молодые родители приводили с собой на работу. Это был мой единственный друг и объект общения.

Пока мы двигались несколько дней на машине по пустынным дорогам, избегая больших городов, мужчина постоянно вводил мне в кровь барбитал. Иногда я приходил в себя, меня кормили, поили, давали немного походить, размять ноги, а потом снова усаживали на заднее сиденье. Я лежал на заднем сиденье и бессмысленно смотрел через окно на небо, на облака, на ветки деревьев мелькающих на фоне неба. Тот первоначальный восторг от внешнего мира из-за действия химических препаратов очень сильно притупился. Я почти ничего не чувствовал, лишь продолжал слышать в себе и вокруг тот же голос.

— Что в имени моем тебе?