Проклятый изумруд

Из окна своей камеры Алан Гринвуд мог видеть асфальтированный прогулочный дворик и наружную, побеленную известью стену тюрьмы. Он проводил у окна весь день, потому что не любил ни своей камеры, ни своего напарника по камере. Оба были серые, грубые, старые и грязные. Но камера, по крайней мере, не действовала на нервы, а компаньон проводил долгие часы" копаясь в пальцах ног, а потом нюхая руки. Гринвуд предпочитал смотреть на двор для прогулки, стену и небо. Он сидел здесь уже месяц, и его терпение истощилось..

Заскрипела дверь. Гринвуд повернулся. Он увидел сокамерника на верхних нарах, нюхающего пальцы, и увидел стоящего на пороге сторожа. Сторож был похож на старшего брата сокамерника, но, по крайней мере, был в ботинках.

-- Гринвуд, к вам посетитель.

-- Отличнненько!

Гринвуд вышел, и дверь снова заскрипела. Гринвуд и сторож прошли по металлическому коридору, спустились по металлической лестнице, прошли по другому металлическому коридору, через две двери, которые им открыли сторожа, и по коридору из пластика зеленого цвета попали в помещение светло-коричневого цвета. Эжен Эндрю Проскер сидел по другую сторону решетки, делившей комнату надвое. Он улыбнулся.

Гринвуд сел напротив него.

--Как дела в мире?

-- Он вертится, -- заверил его Проскер.

-- А как мое прошение?

Гринвуд говорил не 6 прошении к правосудию, а о том, которое он адресовал своим бывшим партнерам.

-- Недурно, -- порадовал его Проскер. -- Я не удивлюсь, если завтра утром вы узнаете что-то новенькое.

Теперь улыбнулся Гринвуд.

-- Хорошая новость. И поверьте, я очень нуждаюсь в хороших новостях. Думаю, вы не уточняли детали с моими друзьями?

-- Нет, -- ответил Проскер. -- Мы решили подождать, когда вы будете на свободе. -- Он поднялся и взял свой портфель.

-- Надеюсь, мы скоро вытащим вас отсюда.

-- Я тоже на это надеюсь, -- расчувствовался Гринвуд.

В два часа двадцать пять минут ночи на следующий день после визита Проскера автострада вблизи тюрьмы была почти пуста. Не считая лишь одного грузовика -- большого пыльного фургона с синей кабиной и серым кузовом с надписью: "Грузовики проката Паркера" белыми буквами на обеих дверцах кабины.

Айко через посредника нанял его на весьма скромных условиях, а Келп был за рулем. Когда он замедлил скорость, чтобы выехать с автострады, Дортмундер, сидящий рядом, наклонился вперед и, посмотрев на часы в свете приборной панели, 'сказал:

-- У нас пять минут лишних.

-- Я поеду медленнее по узким улицам -- с таким-то грузом сзади, -ответил Келп.

-- Нам нельзя приезжать раньше времени, -- напомнил Дортмундер.

-- Я знаю. Знаю.

В тюрьме в этот момент Гринвуд тоже смотрев на часы, стрелки которых сказали ему, что надо подождать еще полчаса.

Через двадцать пять минут грузовик с погашенными фарами остановился на стоянке у большого магазина, в трех кварталах . от тюрьмы. В округе светились лишь уличные фонари, а покрытое тучами небо делало ночь еще темней. С трудом можно было различить собственную руку у лица.

Келп и Дортмундер вышли из кабины и осторожно обошли грузовик, чтобы открыть заднюю дверь. Внутри фургона стояла чернильная тьма. Пока Дортмундер помогал Чефуику спрыгнуть на асфальт, Марч передал Келпу лестницу трехметровой длины. Келп и Дортмундер прислонили лестницу к фургону, а Марч протянул Чефуику моток серой веревки и его маленькую черную сумку. Все они были одеты в темное и переговаривались только шепотом.

Дортмундер взял веревку и первым поднялся по лестнице, за ним последовал Чефуик; Келп придерживал лестницу. Когда они очутились на крыше фургона, Келп передал им лестницу. Дортмундер положил ее на крыше вдоль грузовика, потом он и Чефуик улеглись по обе ее стороны. Келп сел в кабину и, не зажигая фар, медленно объехал большой магазин, чтобы выехать на улицу.

В тюрьме Гринвуд взглянул на часы: без пяти три. Момент настал. Он откинул одеяло и вперил взгляд в человека, который спал на верхней койке. Старик храпел с открытым ртом, и Гринвуд ударил его кулаком по носу.

Глаза старика открылись; он и Гринвуд в течение секунды смотрели друг на друга. Потом старик заморгал, вытащил руку из-под одеяла и пощупал болевший нос.

- Ой...

-- Перестань копаться в пальцах ног!

Старик выпрямился, глаза его округлились.

-- Что-что? -- зашептал он.

По-прежнему во весь голос Гринвуд завопил:

-- И перестань нюхать свои руки!

Старик все еще держал пальцы прижатыми к носу. Затем отвел их -- они оказались в крови.

-- На помощь, -- сказал он тихо, будто сомневаясь, правильно ли выбрал слово.

Потом, видимо перестав сомневаться, закрыл глаза и визгливо заверещал:

-- На помощьпомощьпомощь...

-- Ну все! -- что было мочи взревел Гринвуд. -- Я тебя убью!

Зажегся свет. Закричали сторожа. Гринвуд начал ругаться, топать ногами, размахивать над головой кулаками. Он сорвал со старика одеяло, скомкал его и швырнул на нары. Потом схватил старика за лодыжку и стал изо всех сил ее сжимать, как бы считая это его горлом.

Послышался скрежет металла, лязг запоров.