Проклятый горн

После разговора с законником я никак не мог уснуть, хотел обсудить с Герой услышанное, но она решительно пресекла эту попытку, мягко поцеловав меня в лоб.

— Спи, Синеглазый. Все остальное позже.

И я провалился во мрак до полудня.

— Все гораздо сложнее, чем я считала, — сказала мне белая колдунья, когда мы выехали за городские ворота, без всяких угрызений совести оставив Эспозито и Джанкарло видеть тридцатый сон. — Много непонятных моментов.

— Может, ты поспешила его убить?

Ее глаза были жесткими.

— Только не говори, что он этого не заслуживал.

— Я о том, что он мог бы рассказать еще что-то.

— Не было времени, Людвиг. Да и в живых оставлять Руджеролло нельзя. Быть может, он и не побежал бы в Орден, раз те сдали его Церкви, но к кузнецу пошел бы обязательно. Я не могла так рисковать.

— Интересно складывается ситуация. — Я решил уйти от щекотливой темы. — На свете существует человек, как две капли похожий на императора Константина. Он настолько похож на него, что пытался убить Вальтера, когда тот понял, кто перед ним. Имя у темного кузнеца тоже довольно странное.

— Ивойя. Человек, привезший в столицу останки Аппия, сына императора Августа и отца императора Константина. Август умирает, власть оказывается в руках Константина, и какое-то время рядом с ним видят человека по имени Ивойя. Затем он исчезает по неизвестным причинам. За свою жизнь Константин увеличивает империю в три раза, укрепляет Братство, продолжая дело безвременно почившего деда. И живет долго-долго.

— Как мы предполагаем, это из-за того, что тыкает темным кинжалом в людей, а затем убивает появившуюся темную душу светлым клинком, накапливая жизнь. В итоге стражи об этом узнают и приканчивают собственного благодетеля.

— Да. Все верно, — подтвердила она.

— Но теперь у нас есть человек по имени Ивойя. Да-да… я знаю, что людей с подобным именем в Мильте не меньше, чем Людвигов и Гертруд в северных княжествах. Но внешняя схожесть кузнеца с Константином и странные слова Александра о том, что он пробудил Ивойю, который спал в саркофаге, доставшемся законникам в наследие от прежнего Братства… — Я развел руками. — Звучит как бред. Не может же человек пролежать в гробу полторы тысячи лет, а затем внезапно воскреснуть.

— Человек и вправду так не может, — согласилась Гертруда. — Поэтому я, как большой скептик, подвергаю сомнению эту часть истории Руджеролло.

— А я, как человек знакомый с магией лишь понаслышке, видевший демонов и даже угодивший в преддверие ада, не исключаю такой возможности.

Она посмотрела на меня серьезно, затем улыбнулась:

— Ах, Синеглазый. Мне бы твою веру в сказки. Но даже если это так — заметь, я говорю «если», — мы не узнаем истину. Разве что темный кузнец вдруг решит нам рассказать правду.

— Не думаю.

— Я тоже.

— А землетрясение? В то, что его устроил Ивойя, ты тоже не веришь?

— Как раз наоборот. В мире есть существа, способные на такое. Некоторых из них с большой натяжкой можно назвать людьми.

— Кто, например?

Она склонила голову, словно к чему-то прислушиваясь:

— Например, София. Как ты мог убедиться, она даже мертвых может возвращать с того света. Если хорошенько попросить об этом.

Я вспомнил магию сребровласой пророчицы, признавая справедливость слов Геры.

— Возможно, Ивойя такой же, как она. Хорошо бы спросить у нее.

— Уже сделано. Я отправила ей сегодня утром письмо с попутным ветром. Но сомневаюсь, что Софи знакома с кузнецом. Она последняя из своего племени. На наше счастье. Или на беду. Это уж как посмотреть.

— Давай предположим следующее — Орден знал об Ивойе. Некоторые с ним сотрудничали и продолжают сотрудничать, несмотря на смену власти в своей организации. Законники обменивали кинжалы стражей на обещания будущего благополучия или деньги. Затем руководители, поняв, куда их приведет столь опасный союз, предприняли попытку остановить кузнеца. Они собрались в Солезино, и Ивойя щелкнул пальцами, обрушив потолок им на голову.

— Из этого следует, что законники знали, как справиться с ним. Главы Ордена представляли для него реальную угрозу, раз темный кузнец устроил локальный апокалипсис.

— Довольно внушительное проявление силы, Гера. Это даже не золотое пламя. Это чуть ли не божественный гнев. О таком только в Библии писали.

Она задумалась, и ее светлые брови сошлись у переносицы.

— Огонь — субстанция капризная, Людвиг. Чтобы ею пользоваться, следует видеть цель перед собой. Нельзя находиться в Арденау и спалить, к примеру, Ливетту. А то, что сделал он с Солезино, это удар дубиной вслепую. Он торопился и, не побоюсь этого предположения, запаниковал. Вот и шарахнул самым сильным из того, что было в его колдовском арсенале. Грубо, но гарантированно эффективно. У каждого из нас есть нечто подобное на самый крайний случай.

— Даже не буду спрашивать, что ты прячешь в рукаве. До сих пор не понимаю, отчего, имея такую силу, он не завершил дело в Крусо.

Она помедлила, прежде чем ответить: