Дядя Рувим выглядел далеко не таким бодрячком, как утром — пребывание в тесноте и духоте мины вместе с почтенным возрастом победило энтузиазм, глаза профессора воспалились, покраснели, пот продолжал струиться по лицу, волосы слиплись, и стало видно, что они вовсе не так густы, как казались — под ними проглядывала розовая влажная кожа. Ко всему, профессор начал кашлять, отхаркивая пыль.
— Пойдете с Арин, — приказал он, отдышавшись после приступа, — только обязательно смените «лепестки»… Тов?[82] И слушаться ее, как меня!
И продолжил, обращаясь ко всей группе на иврите:
— Ребята, на меня не обижаться! Я понимаю, что всем вам хочется вниз, — переводила Валентину вполголоса Арин, сидящая рядом, — но пусть расчищают площадку те, кто уже ориентируется внизу! Я обещаю, что каждый член группы при желании спустится в мину до того, как мы поднимем тело, но сейчас — настоятельно прошу всех соблюдать дисциплину и проявить терпение. Арин и Валентину очень тяжело под землей, и чем скорее мы уберем оттуда пыль, тем быстрее приступим к работе с артефактами…
Речь получилась более программной, чем необходимой. Случайных людей в экспедиции практически не было, и, несмотря на любопытство и желание оказаться причастными к интереснейшей находке, все всё понимали.
— Сколько вам надо времени на отдых? — спросил профессор, вытирая грязное лицо влажным платком.
Шагровский вопросительно посмотрел на Арин.
Девушке тоже пришлось несладко, но выглядела она лучше, чем оба ее спутника.
— Минут десять…
— Ну, вот и хорошо… Как раз хватит, чтобы опустить пылесос.
Но на подключение и спуск в мину вакуумного насоса понадобилось четверть часа.
Когда агрегат заработал, и тягучая плотная пыль струей потянулась в гофрошланг, Валентин понял, что без пылесоса они бы провозились минимум пару дней. Сейчас же надо было только иметь чуть терпения и соблюдать осторожность, не приближаясь близко к мумифицированному телу.
Наверху группа поддержки раз в пять минут меняла емкости с собранной пылью на пустые и мотор снова начинал гудеть, а клубящийся слой под ногами становился все тоньше и тоньше, словно истаивал в диодном свете сигаретным дымом.
Через три четверти часа, как раз к тому моменту, когда кабина фуникулера увезла вниз последних сотрудников музея, мина была практически чиста. После очередной смены респираторов Арин и Шагровский отключив пылеотсос, перебрались во вторую камеру.
Высушенное тысячелетиями тело мертвеца так и лежало в углу, но, уже не купаясь в клубящейся мгле отложений, а полностью открытое взглядам археологов.
— Я никогда не видела, чтобы мумия так сохранилась, — произнесла Арин, осторожно присаживаясь на корточки рядом с покойником. — Смотри, как усохли кожные покровы… И это без пеленания, без бальзамирования.
На коричневой руке мертвеца, более похожей на птичью лапу, чем на человеческую конечность, чернело массивное кольцо. Даже не кольцо, а грубо сделанный перстень, напоминающий печатку, но не из благородного металла, а из железа. Влаги в камере не было, и, хотя перстень был покрыт ржавой коростой, но прошедшие тысячелетия не обратили его в труху. Лежащий у ноги покойника меч пострадал гораздо больше — сталь лезвия была невысокого качества и теперь больше напоминала странное коричневое кружево, но для оружия, выкованного в I веке, гладиус выглядел совсем неплохо. Сохранился даже кожаный шнур, оплетавший рукоять.
За их спинами зашуршало, и Шагровский оглянулся с невольным испугом, но это оказалась всего лишь струйка земли, скользнувшая по скале на пол. После исчезновения слоя пыли акустика в мине изменилась совершенно, и каждый звук теперь не съедался серой мягкой массой, а раздавался громко и четко.
— Надо крепить свод, — отозвалась Арин. — Ставить распорки. Конечно, предки строили не чета нам, но рухнуть все-таки может. А нас отсюда не вытащить, в случае чего…
— Над нами скала, — сообщил Валентин вполголоса, — никакие распорки не выдержат, если просядет. Тут надо как шахту укреплять… Дорогое удовольствие. Пока что нужно сделать полную фотофиксацию и вынимать отсюда тело.
— Наверное, ты прав. Если музей захочет организовать сюда экскурсии, тогда и надо проводить работы…
Луч «налобника» Арин скользнул по грубому бугристому своду и снова остановился на мумии.
— Давай снимать?
Фотофиксация крупной археологической находки и места преступления — схожие процедуры. Археология — это тоже расследование, только происходящее спустя много лет после событий. Чувствовалось, что Арин делала подобные съемки не раз и не два. Фото, видео, снова фото — Шагровский без устали щелкал затвором фотоаппарата, то приседал, то привставал на цыпочки…
Картонные квадраты с номерами найденных артефактов, новые ракурсы, макросъемка…
Текст в цифровой диктофон Арин наговаривала на иврите, и Шагровский мог только догадываться о содержании комментария. Оставалось работать с аппаратурой да вслушиваться в причудливое звучание почти незнакомого гортанного языка.