Вокруг дома был огороженный ржавой сеткой участок, на котором росли несколько яблонь, кусты сирени, шиповника, все это разрослось в беспорядке и видно было, что никакая рука давно не заботилась о них. Крапива и пустырник подступали к самым стенам дома, всякий мусор валялся по всему глухому этому саду. Окна дома были сильно запылены и глядели сумрачно. Но стояла прекрасная погода, прямо возле крыльца росли и цвели подснежники, пахло свежей зеленью и землей, и я совершенно не обратил внимания на тот дух запустения и выморочности, который торжествовал в этом месте и тем более должен был сразу меня обеспокоить, что на соседних дачах кипела жизнь. Там жгли последний весенний мусор, мотыжили грядки, кричали, ругались, здесь же стояла кладбищенская тишина. Я заметил, что соседи, пока мы ходили вокруг дома, поглядывали на нас с явным и непонятным для меня любопытством. «Кто там живет?» — спросил я свою знакомую, показав на соседние дачи. «А, босота всякая». — «Да? А дачи солидные… Не хуже вашей. Можно вас спросить? Откуда у вас этот чудо-дом? И почему вы сами не устраиваетесь тут на лето?» — «Ну, ты же сам знаешь, какая у меня жизнь… Когда мне дачей заниматься? Я ее вообще продать хочу. Вот, может, к осени и продам. Я хочу, чтобы ты летом тут пожил потому, что боюсь, как бы ее не спалили. Так… Где же мои ключи? Неужели забыла? Это начинается уже что-то геронтологическое… Уф! Нашла…» — «А со мной не спалят?» — задал я вопрос. «Не бойся. Главное, чтобы видно было, что тут кто-то живет. Сама я тут бываю раз в три месяца». «А кто может спалить?» — «Да хотя бы вот эта босота! Ты думаешь, что в этих дачах солидные люди живут? Это когда-то здесь солидные люди жили. Давно все продано-перепродано, наследники уже в третьем поколении судятся и рядятся за каждый метр. Спалят и не засомневаются. Но ты не бойся… А дом этот мне от папы остался. А папа купил у прежнего владельца. Дом еще до революции строился, кто его строил, уже и неизвестно. Жить ты будешь в этих комнатах. Видишь, тут и мебель кое-какая есть, и диван… Почему тут перегородка? Видишь, тут был коридор по всему дому. Но потом мы с сестрой разделились. Та половина дачи не моя, сестры…» — «Так у вас и сестра есть? Родная?» — «Да. Но я с ней почти не знаюсь. Она как бы тебе объяснить, немного чокнутая. Она тут появляется не чаще меня, но если появится, то ты мне дай знать. Хорошо? Телефон тут на углу стоит, вон за той дачей… Что-то я тебе еще хотела сказать? Надо же, не помню… Нет, это явно начинается что-то геронтологическое».
Моя приятельница так и не вспомнила, что она еще хотела мне сказать, и на этом мы расстались.
— Может быть, вы спать хотите, а я вам мешаю своим рассказом? — вдруг спросил меня Евгений Павлович.
— Нет… нет… рассказывайте. Я вас слушаю, — отвечал я, хотя, честно сказать, слушал уже Евгения Павловича сквозь дрему. Коньяк, ход поезда, история, в которой не было пока ничего интересного, сильно укачали меня и подвигли ко сну.
— Ну, тогда, с вашего позволения, я продолжу, — сказал Евгений Павлович и хотел продолжать, но тут ему помешали.
Открылась дверь купе, вошел проводник, поглядел на нас, на пустые полки, буркнул что-то невнятное и вышел.
— Ну и что ж? — спросил я.
В ответ мне со стороны Евгения Павловича была тишина. Я открыл глаза, и дрема моя мигом пропала.
— Что с вами? — воскликнул я, пораженный видом моего соседа. Глаза его дико и напряженно глядели на дверь купе, рот оскалился совершенно безумной улыбкой.
«Припадочный, что ли?» — подумал я.
— Вы видели? — резко спросил меня Евгений Павлович.
— Что вы имеете в виду? — спросил я осторожно.
— У проводника тельняшка. Вы заметили?
— Так что ж? Что в этом удивительного?
— А лицо его! Видели? Глаза какие! Видели?
— Обыкновенное лицо. В меру розовое… Как у всех выпивающих… Да что с вами такое?
— Да не розовое оно, фиолетовое! А слышали, что он сказал?
— Ну, что-то вроде: «положить еще двух…» Наверное, в Конотопе к нам подселят еще двух пассажиров.
— Вот! — крикнул Евгений Павлович. — Только не «положить», а «положи на место». Это он мне сказал.
«Да он сумасшедший, — подумал я. — Ну и вечерок… Поезд сумасшедший, сосед сумасшедший…»
— Я знаю, что вы сейчас обо мне думаете, — сказал Евгений Павлович. — Вы думаете, что я сумасшедший.
— Ну, что вы!
— Но погодите так думать. Я вам сейчас расскажу… Кстати, когда вы садились в вагон, у вас билет забирал этот проводник?
— Нет, кажется… — сказал я вспомнив, что и правда не этот проводник меня встречал. — Ну, и что? Поменялись…
— Именно так — поменялись! Давайте еще выпьем.
Мы выпили. Евгений Павлович после коньяку ободрился, перестал глядеть испуганно на дверь и даже сказал:
— А может, я и в самом деле с ума сошел… Мерещится всякое… Так вам в проводнике ничего странного не увиделось?
— Абсолютно ничего… Обыкновенный проводник.