Он ничего не ответил, он намотал Асину косу на кулак и дернул вверх с такой силой, что от боли из глаз градом посыпались слезы. Рядом заржали и заулюлюкали немцы, а Захар впился в Асины разбитые губы злым поцелуем.
Она брыкалась, отбивалась, пыталась дотянуться ногтями до его морды и сгорала от невыносимого стыда.
– Добегалась! – прошипел Захар и, отвесив холуйский поклон Фишеру, потащил Асю прочь от комендатуры, в густую, уже почти настоящую темноту, впечатал спиной в стену сарая, перехватил горло холодной ладонью так, что ни дохнуть, ни выдохнуть.
– Отпусти! – прохрипела она, вырываясь. – Отпусти, сволочь!
– Громче ори. – Цыганские глаза Прицепина были совсем рядом, Ася даже могла видеть разгорающийся в них шальной огонь. – Ори, я сказал!
– Пошел к черту! – Она дернулась, со всей силы лягнула Прицепина ногой.
– Дура, – сказал он вроде как устало и рванул полы телогрейки с такой силой, что посыпались пуговицы.
Вслед за телогрейкой пришел черед кофты, и Ася заорала отчаянно и громко, отталкивая руки Захара, уворачиваясь от жадных поцелуев.
– Ори, – повторял он, в клочья разрывая на Асе одежду. – Добегалась, теперь ори…
Отбиваться не было сил, и в легких почти не осталось воздуха, но она продолжала отчаянно сопротивляться.
Все прекратилось внезапно. Вечернюю тишину вспорола автоматная очередь, следом раздались бабьи крики и громкий детский плач. Прицепин оттолкнул полуголую Асю, прислушался, а потом, кивнув каким-то своим непонятным мыслям, велел:
– Вперед иди, голову не подымай, на людей не смотри. Уяснила? – Он больно сжал ее плечи, встряхнул. – Я спрашиваю – уяснила?
Вместо ответа она лишь кивнула, тыльной стороной руки стерла с лица кровь и слезы, придерживаясь за стену сарая, побрела обратно к комендатуре.
– Нашла кого на болоте? – вдруг послышалось ей вслед.
– Не твое собачье дело, – прошипела Ася и попыталась поплотнее запахнуть истерзанную телогрейку.
– Ох, договоришься, Настасья, – сказал Прицепин и матерно выругался.
Ей не удалось затеряться в толпе. Толпа расступалась перед девушкой, обтекала испуганными волнами, причитала бабьими голосами и хмурилась суровыми мужицкими лицами.
– Асенька, девочка моя! – к ней навстречу бросилась мама. – Доча, да что ж он сделал с тобой, этот ирод?
– Мама, пойдем домой. – Одной рукой Ася придерживала расходящуюся на груди кофту, а второй стирала с лица кровь.