Проклятый дар

– Скоро уже. Через неделю, думаю.

– Так помочь тебе нужно. Как же ты одна-то? Ты же одна, Ася?

– Одна.

– Я приду завтра. Соберу все необходимое и приду. – Некрасивое лицо Ганны смягчилось. – Ты меня на этом самом месте жди, без тебя я дрыгву не пройду.

– Страшно там, Ганна. – Ася махнула рукой, и ворон послушно спланировал ей на плечо. – Мертвые там кругом.

– А мне уже бояться нечего, я сама уже мертвая. – Ганна улыбнулась тоскливо и обреченно, и Ася вдруг поняла, как сильно и неистово Ганна любила своего Захара. Поняла и простила окончательно. Несчастные они обе, заблукавшие… – Так дождешься?

– Дождусь.

– Вечереет. – Ганна снова посмотрела на небо. – Пойду я…

– Ганна, – Ася коснулась ее руки, сквозь мутную пелену пытаясь как можно лучше разглядеть ее лицо, – Ганна, спасибо тебе.

– Не нужна мне твоя благодарность. – Женщина поправила платок. – Прощение нужно, а благодарность не нужна. Я ж не ради тебя стараюсь, ради ребеночка. Я ж для него… Аська, я костьми лягу, а ребеночка твоего сберегу.

Вот и все, что она хотела услышать. Не благодарность и не слова покаяния, а обещание сберечь их с Алешей девочку.

– Завтра в это же время. – Ганна развернулась и, не оглядываясь, пошагала прочь от болота.

* * *

– Я сейчас. – Матвей остановил машину у притулившейся на краю деревни избушки. – Пойду весточку от деда передам. Ты со мной или здесь подождешь?

– Подожду. – Алена старалась не смотреть на роящихся за стеклом мотыльков. – Только ты не задерживайся, пожалуйста.

– Постараюсь. – Матвей окинул ее внимательным взглядом, точно проверяя, в самом ли деле с ней все в порядке, а потом поспешно выбрался из машины. – А ты их не бойся, – он кивнул в сторону мотыльков, – они тебя не обидят.

Да, мотыльки, может, и не обидят, а те, Другие, бесплотными тенями мелькающие в сгущающихся сумерках? Может, следовало пойти с Матвеем? Алена уже было решилась, но он успокаивающе махнул рукой и так же, как тени, растворился в темноте.

Матвей вернулся быстро, как и обещал, плюхнулся на водительское сиденье, сунул в зубы сигарету, сказал, щелкая зажигалкой:

– Представляешь, поверила бабулька! – Он выпустил колечко дыма, удивленно посмотрел на Алену, спросил: – Скажи, я похож на медиума?

А много она их видела – медиумов?! Жила себе почти счастливо, горя не знала, а теперь вот получается – вся жизнь наперекосяк. И непонятно совсем из-за чего. У Матвея хоть наследственность отягощенная, в анамнезе – дед-целитель, а у нее что? Родители были нормальные, дед нормальный, баба Ганна…

Баба Ганна отличалась от остальных. Раньше, когда Алена была еще маленькой, бабушка рассказывала удивительные истории. Удивительные и страшные: про болото, про неведомую, но очень опасную Морочь, про слепую болотную хранительницу, которая собирает в трясине неупокоенные души и выводит на свет. Баба Ганна так и говорила – выводит на свет, и маленькой Алене было совсем непонятно, что это за свет такой и что это за души, которые нужно собирать. Но баба Ганна не объясняла, просто гладила по голове и смотрела грустно.

– Эй! – Матвей помахал рукой перед Алениным лицом. – Ау! Ты меня слышишь?

– Слышу.

– А чего не отвечаешь тогда?

– Странно.

– Что конкретно странно?

– Все странно.

– А что страннее?

Он шутил, но взгляд оставался серьезным, внимательным.

– Матвей, – Алена провела рукой по непривычно коротким волосам, – а кто такой Ставр?

– Мой наниматель.

– Ты спрашивал, знаю ли я его. Мы встречались с ним раньше?

– Он утверждает, что встречались.

– Где? На болоте?

– Умная девочка. – Матвей кивнул. – Умная, но с плохой памятью, – добавил мрачно.

– А это так важно, чтобы я его вспомнила? – Затылка вдруг словно коснулось чье-то ледяное дыхание. Алена поежилась, посмотрела на приборную панель – вдруг климат-контроль барахлит.