Проклятый берег

— Нет, — ответил я спокойно. — Что вы здесь делаете?

— Не знаю.

— Кто вы?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Я — часовой!

Он, скрестив руки, оглядел меня.

— Где же ваша винтовка?

— Я только что сменился.

— Как же вы могли без разрешения покинуть караульное помещение?

Что? Похоже, что я должен объясняться перед ним.

— Это вас не касается. Скажите лучше, как вы попали сюда?

— Перелез через внешнюю стену.

— Зачем?

— Не знаю.

Суровое, спокойное лицо смотрело на меня с каким-то безжизненным холодом. Руки его были скрещены на груди. Вопреки нескольким прядям седых волос, он не выглядел пожилым. Лет сорок — не больше. У меня почему-то мороз пробежал по коже.

— Ну? Так что вам угодно?… — спросил он.

— Я хочу знать, кто вы…

— Этого я не скажу…

Похоже, он думает, что меня можно напугать. Я шагнул вперед.

— Не советую вам шутить со мной. Если по какой-то причине вам не охота связываться с полицией, выкладывайте, в чем дело. Ясно? Я — парень неплохой, но шуток не люблю!

— А мне безразлично, что вы любите, — ответил он угрюмо.

Я придвинулся вплотную к нему и схватил его за плечо. Точнее говоря, схватил бы…

Внезапно все передо мной потемнело. А ведь он только схватил меня за горло и крепко сжал мое плечо. Но рука у него была твердой, как железо.

Вообще-то вы могли уже заметить, что, несмотря на всю мою кротость, если меня начнут задирать, я не брошусь наутек и перед дюжиной парней. О моих мускулах и о моей грудной клетке врач из сумбавской тюрьмы даже заметку написал в какой-то журнал, однако в руках этого незнакомца я, должен признаться, чувствовал себя куском малость размякшего на солнце масла.

Он спокойно, не спеша отпустил меня.

Я перевел дыхание, словно ловец жемчуга, только что вынырнувший из воды.

— А теперь, если хотите, можете арестовывать меня, — сказал незнакомец, — я сопротивляться не буду. Действуйте.

— Я не фараон какой-нибудь. А вас что — должны арестовать?

— Завтра утром меня приговорят к смертной казни.

— За что?

— За измену родине и двадцатидвухкратное убийство. Вы могли заметить, что я подхожу к преступникам с неслишком уж суровыми нравственными мерками. Но это было все-таки чересчур…

— Шутите?

— Нет. Завтра утром мне вынесут приговор, а еще через день приведут его в исполнение. На помилование у меня нет шансов…

— Но как же приговор приведут в исполнение, когда вы здесь — на свободе?

— И все же меня казнят, потому что я вернусь в тюрьму. Я ведь не бежал, а только отпущен на пару часов.

— Слушайте, что за чушь вы мне рассказываете?

— Поосторожнее с выражениями! Я не привык лгать! Меня на несколько часов отпустили из тюрьмы, чтобы перед смертью я еще хоть недолго смог побыть свободным человеком.

— И… вы вернетесь?

— Разумеется.

— Кто же вы?

— Капитан Ламетр.

Матерь божья!

Имя капитана Ламетра в те дни было известно всему миру. Что уж там говорить обо мне, столько времени проторчавшем в Оране без работы, по милости проклятой бюрократии.

— И… вы вернетесь, потому что… дали слово? — спросил я недоверчиво.

— Человек, отпустивший меня, был артиллеристом и служил у меня во время войны. Сейчас он — главный надзиратель.

— Что же вы, капитан… не хотите жить? Он вздохнул.

— Хочется, конечно… но подвести Барра я не могу. У вас не найдется сигареты?

— Пожалуйста… Знаете ли, для предателя и убийцы у вас что-то слишком мягкое сердце.

Черт его знает, было в этом капитане что-то, заставлявшее ему повиноваться. Словно вокруг его голой шеи по-прежнему витал призрак воротника с серебряными галунами.

Он жадно выкурил сигарету, а потом оглядел меня, словно взвешивая, чего можно от меня ожидать.

— Вы похожи на порядочного малого…

— Полагаю, что такой я и есть.

— Надежды у меня мало, мне остается всего несколько часов свободы… Но мне кажется, если бы я смог поговорить с одним человеком, который сейчас находится здесь, в здании…

Оборвав фразу, он задумался.

— Послушайте, — сказал я. — Не знаю, в чем там у вас дело, кто прав и кто виноват, но вы мне нравитесь… Короче говоря, если я могу чем-то помочь…

— Можете. Если я смогу войти во дворец, может быть, мне удастся найти помощь или, по крайней мере, умереть со спокойной душой. Мне необходимо поговорить с одним человеком…

— Я же не могу провести вас.

— Но если вы поменяетесь со мной одеждой, я смогу пройти.

— Каким образом?

— Скажу часовому у заднего входа, что мне велено передать приказ одному из офицеров.

— Но скоро смена караула…

— К тому времени я вернусь. Впрочем, если вы боитесь, что попадете из-за меня в беду, не надо.

Это я — то боюсь!

Я уже снимал ремень и расстегивал гимнастерку.

По бледному, суровому лицу капитана пробежала улыбка.

— Вы мне тоже нравитесь, друг мой, — заметил он. Фламинго улетел, луну снова затянули облака. Мы обменялись одеждой.

Увидев его в форме, я должен был признать в душе, что с лучшей выправкой солдат я еще не встречал (включая и самого себя).

— Если по какому-то стечению обстоятельств я не успею вернуться с вашей формой вовремя, скажете, что я отнял ее у вас силой. Для меня это отягчающим обстоятельством не будет — так или иначе послезавтра расстреляют.