Проклятые башни

Ишбель запнулась. Изабо кивнула, и ее мать развернулась и без единого слова слетела вниз по лестнице, быстрая, словно снежный гусь.

Изабо снова обернулась к Майе. Бронвин все еще цеплялась за нее, уткнувшись лицом ей в шею.

— Ты не можешь забрать свою дочь, — сказала она твердо. — Ты можешь остаться здесь вместе со мной и заново узнать ее, но забрать ее ты не можешь. Это единственный дом, который она знает, а я для нее самый близкий человек на всем свете. Кроме того, вы обе погибнете в снегу. Наступает зима, а ты не знаешь, ни как вести себя в горах, ни где находятся горячие минеральные озера. Так что не думай, что можешь украсть ее и сбежать отсюда, превратив меня в какую-нибудь противную зверюшку, потому что если ты так поступишь, вы обе погибнете. Ты поняла меня?

Майя тепло улыбнулась ей.

— Ну разумеется, я поняла. Я и мечтать не могу ни о чем большем, чем остаться здесь с тобой и моей дочерью и заново узнать и полюбить вас обеих. Ведь мы же подруги, правда?

— Нет, — решительно сказала Изабо. — Ты — враг моего народа и причинила нам столько зла, как никто другой. Мы совсем не подруги.

Улыбка Майи померкла, и она задумчиво отвернулась.

— И все же я вряд ли могла бы быть более счастлива, — сказала она тихо. — Спасибо тебе. А теперь, пожалуйста, можно мне подержать мою дочь? Я так долго мечтала об этом.

Изабо неохотно расцепила пухлые ручки Бронвин, обвивавшие ее шею, и ласково передала ее Майе. Женщина, напевая что-то, крепко прижала ее к себе, и Изабо острым ножом полоснула ревность.

— Я должна заняться Фельдом, который тяжело ранен, и моим отцом, — сказала она резко. — Ты можешь спать в комнате напротив моей. Запомни, что я тебе сказала. Ты не знаешь дороги через горы, и здесь очень много опасностей. Ледяные великаны и косматые медведи, лавины и злые огры. Вы обе погибнете, если ты попытаешься бежать.

— Но я не собираюсь бежать, — сказала Майя с улыбкой в хрипловатом голосе, прижимаясь щекой к темной шелковистой головке Бронвин. — Я получила то, за чем пришла.

ТКАЦКИЙ ЧЕЛНОК ЛЕТИТ

В ЗЕРКАЛЕ

Хан’гарад тряхнул всклокоченными рыжими волосами и на четвереньках побежал по комнате. По всему лицу у него была размазана каша, комками прилипшая к его всклокоченной рыжей бороде. Он был босоног и одет лишь в старый халат Фельда, неправильно застегнутый и раскрывавшийся в самых неожиданных местах.

Изабо стояла у стола с ложкой, с которой стекала каша. У ее ног валялась разбитая миска. Бронвин подпрыгивала в своем стульчике, тоже старательно разбрасывая кашу, а Ишбель, закрыв лицо ладонями, горько рыдала.

— Это бесполезно, — твердила она. — Он никогда не научится снова вести себя, как человек! Только посмотри на него.

Изабо не обратила на нее внимания.

— Нет, дайаден , я не позволю тебе есть на четвереньках, как животное, — сказала она ласково, но твердо. — Я знаю, что ты проголодался, но ты должен снова научиться вести себя, как человек. Смотри, как я это делаю.

Она уселась за стол в тот самый миг, когда каша с ложки Бронвин угодила ей прямо в лицо.

— Хватит, Бронвин! — рассердилась она. — Это не игра. Если мой отец не помнит, как себя вести, это еще не значит, что и ты тоже можешь вытворять все, что угодно! — Она вытерла лицо и глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. — А теперь смотри, дайаден.

Изабо медленно начала есть из своей миски, подчеркивая каждое движение. Ее отец заржал, тряхнул головой и поскакал по комнате, уткнувшись носом в лужу овсянки, разлитой по полу.

— Это бесполезно, — снова сказала Ишбель. Ее лицо было влажным от слез. — Он слишком долго был конем. Он никогда больше не будет человеком.

— Нет, будет! — рассердилась Изабо. Она снова поднялась и встала на колени рядом с Хан’гарадом, издав ободряющее ржание, когда он шарахнулся от ее руки. Она ласково заставила его встать. — Попытайся запомнить, дайаден.

Он встал, слегка покачиваясь. Его зрачки так расширились от страха и смятения, что глаза из голубых стали почти черными. Она уговорила его сделать один шажок, потом еще один, но на этом его мужество иссякло, и он упал на колени. Ишбель снова закрыла лицо руками, зарыдав, и Изабо раздраженно обернулась к ней.

— Мама, почему бы тебе не подойти и не помочь мне? Подойди и покажи ему, как это делается.

— Я не могу видеть его таким, — причитала Ишбель.

— Что толку лить слезы? — вспылила Изабо. — Он так долго был конем, что просто не помнит, как люди ходят. Мы должны снова научить его этому.

Ишбель вытерла лицо платком и подошла к Хан’гараду, пытаясь помочь ему подняться. Они вместе помогли ему перейти комнату. Он закусил губу, плечи сгорбились.

— Выпрямись, дайаден! — Изабо взяла его за плечи и распрямила их. — Помни, что ты Шрамолицый Воин и должен ходить гордо!

Казалось, впервые за все время ее слова проникли в его затуманенный разум, и он выпрямился, откинув со лба волосы, и пошел, как человек.