Проклятые

— У нее слабое сердце, и во время обострения психической болезни, приходится заботиться и о физическом здоровье, истощенном сильнейшими стрессами и психическими нагрузками, которые переживает больная в своем больном воображении. Да и все психотропные препараты не прибавляют здоровья… Она уже пережила один сердечный приступ. Нам остается только постараться не допустить, чтобы это повторилось. Тогда она и поседела, сразу, во сне, представляете? Сердечный приступ случился из-за сильнейшего нервного потрясения, как предполагают врачи, который она пережила во сне и из-за этого и поседела. Вот вам и больное воображение…

Джек с некоторым изумлением изучал взглядом сумасшедшую, которая так неприятно для него была похожа на Кэрол. У него создавалось ощущение, что он смотрит на Кэрол через пару десятков лет. Или больше. Трудно было по внешнему виду определить, сколько лет этой женщине. Изможденное лицо и седые волосы делали ее намного старше своего возраста, между тем, если вглядеться повнимательнее, заглянуть в еще молодые и ясные глаза, становилось очевидным, что ей еще нет и сорока лет.

— Что же может такое присниться, чтобы так поседеть и схлопотать сердечный приступ? — вырвалось у него.

— Собственная смерть, — отозвалась медсестра.

— Что?

— Черт их разберет, этих ненормальных и то, что у них там в больной голове происходит! Говорила, что видела собственную смерть. Вернее, пережила ее во сне. Умерла, одним словом. Сказала, что придет проклятая и приведет за собой ее смерть.

— Понятно, — Джек кивнул, потеряв интерес к бреду сумасшедшей, и перевел взгляд на больную, которая следила за ним слегка затуманенным взором. — Она поймет меня, если я с ней заговорю?

— Думаю, вряд ли. Она не в себе, и препараты уже начинают действовать. Из-за больного сердца мы вынуждены использовать лекарства послабее, поэтому она не сразу засыпает.

Не интересуясь больше объяснениями словоохотливой медсестры, Джек склонился над больной и поймал ее взгляд. Глаза ее полыхнули ненавистью и затаенным страхом, и он улыбнулся.

— Она узнала меня, а вы говорите, что она не в себе, — сказал он медсестре.

— Вам показалось. Хотя… может быть, — та пожала плечами и, подойдя к столику, стала собирать пустые ампулы и использованные шприцы в маленькую металлическую чашечку.

Джек наклонился еще ниже, так, что губы его коснулись волос Элен, и что-то тихо зашептал ей на ухо.

Лицо женщины вдруг перекосилось, из груди вырвалось нечеловеческое рычание. Она в истерике забилась, пытаясь вырваться из стягивающих ее тело ремней, которыми надежно была прикована к кровати. На губах появилась пена, тело забилось в судорогах.

Бросив чашку, медсестра подскочила к ней.

— Боже, что вы сделали?

— Ничего. Я просто смотрел, — Джек отступил в сторону, не отрывая взгляда от корчащегося на кровати тела. Широко раскрытый рот, вытаращенные глаза и сокращающиеся в тике мышцы лица, стиснутые кулаки, боль и ужас в глазах — наблюдая за этим, Джек невольно скривился от отвращения. И даже теперь ее глаза продолжали гореть бесконечной злостью…

Он не видел, как медсестра схватила трубку, но услышал, как она кому-то кричит, что «у Гран снова сердечный приступ».

Перекошенные губы Элен посинели.

— Выйдите, немедленно! — прикрикнула медсестра на Джека, быстро набирая в шприц что-то из ампулы. — Уходите!

Он попятился к двери, не отрывая глаз от Элен, и остановился, когда она вдруг замерла. Взгляд ее так и застыл на нем, и ему казалось, что она все еще видит его, хотя он и понял, что она умерла.

Пощупав ее пульс, медсестра отступила и потрясенно перекрестилась.

— Отмучилась, — чуть слышно шепнула она. — Как жаль, ведь молодая еще совсем.

Она устремила на молодого человека подозрительный взгляд.

— Зачем вы приходили?

— Хотел сказать ей, что она плохая мать, но, к сожалению, не успел, — бесстрастно ответил Джек. — Теперь ей об этом скажут в аду.

Медсестра прижала руку к груди, с упреком смотря на него.

— Позаботьтесь о теле. Я пришлю человека, который займется похоронами, — Джек попрощался и вышел.

Мимо него к палате пробежали врачи, но Джек не обратил на них внимания, улыбаясь одним уголком рта. Только эта полуулыбка больше напоминала ухмылку, жестокую и самодовольную.

Вокруг снова опустело, и стук каблуков его черных начищенных до блеска туфлей эхом отзывался в лабиринте мрачных коридоров. Это была поступь человека, который никогда не останавливался, идя вперед, не обходил, а без колебаний давил все, что попадалось на его пути.