Проклятые

Не поймите меня неправильно. Ад не так уж страшен, особенно по сравнению с экологическим лагерем, и уж тем более – со старшей школой. Вероятно, кто-то сочтет меня слишком наивной, но, по-моему, мало что может сравниться с восковой депиляцией ног или пирсингом пупка в аптечном киоске в торговом центре. Или с булимией. Хотя я-то уж точно не отношусь к категории худосочных мисс Блядди фон Блядки с расстроенным пищевым поведением.

Но меня угнетает надежда. Надежда в аду – это очень плохая привычка, хуже курения или тяги грызть ногти. Надежда – жестокое, настырное чувство, от которого следует избавляться. Это зависимость, ее надо лечить.

Да, я знаю слово «настырный». Мне тринадцать лет, я разочаровалась во всем, мне немного одиноко, но я вовсе не глупая.

Как бы я ни старалась душить в себе эти благостные порывы, все равно продолжаю надеяться, что у меня еще будет первая менструация. Я продолжаю надеяться, что у меня вырастет грудь, как у Бабетты в соседней клетке. Или что я суну руку в карман и найду там ксанакс. Скрестив пальцы, представляю, как какой-нибудь демон бросит меня в котел с кипящей лавой, и я окажусь, совсем голая, рядом с голым же Ривером Фениксом, и он скажет, что я симпатичная, и захочет меня поцеловать.

Проблема в том, что в аду нет надежды.

Кто я такая? Сочинение в тысячу слов… Я вообще без понятия. Но для начала, наверное, я откажусь от надежды. Пожалуйста, помоги мне, Сатана. Я буду рада. Помоги мне избавиться от пристрастия к надежде. Спасибо.

IV

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Сегодня мне показалось, будто я тебя видела, и я махала руками, как какая-нибудь обезумевшая, распалившаяся фанатка, пытаясь привлечь твое внимание. Ад открывается для меня с новых, весьма интересных сторон, и я начала изучать азы демонологии, чтобы не чувствовать себя идиоткой до скончания веков. Честное слово, мне даже некогда скучать по дому.

И еще я познакомилась с мальчиком с восхитительными карими глазами.

Вообще-то в аду нет деления времени на дни и ночи, здесь постоянно приглушенное освещение, подчеркнутое оранжевым мерцанием пламени, облаками белого пара и клубами черного дыма. Все в совокупности создает атмосферу непрестанного деревенского зимнего праздника.

Но у меня, слава Богу, есть наручные часы с автоматическим подзаводом и календарем. Прости, Сатана, я нечаянно произнесла слово на букву «б».

Всем живым людям, которые еще топчут землю, принимают мультивитамины, исповедуют лютеранство или делают колоноскопию, очень советую приобрести высококачественные и долговечные часы с функцией даты и дня недели. Не рассчитывайте, что в аду будет ловиться мобильная связь, и не надейтесь, что вам хватит прозорливости умереть с зарядным устройством в руках, но даже если и хватит, то в ржавой клетке все равно не найдется подходящей розетки. Только не покупайте какой-нибудь «Свотч». «Свотчи» из пластика, и в аду пластик сразу расплавится. Не скупитесь, не экономьте на себе, вложитесь в качественный кожаный ремешок или раздвижной металлический.

Если вы все-таки пренебрежете моим советом и не обзаведетесь нормальными часами, то НЕ НАДО высматривать, нет ли поблизости умной, активной, не в меру упитанной тринадцатилетней девочки в мокасинах «Басс Уиджен» и очках в роговой оправе, и не нужно выспрашивать у нее: «Который час?» и «Какой сегодня день?» Эта вышеупомянутая девчонка, хотя и толстая, но смышленая, просто сделает вид, будто глядит на часы, а потом ответит так: «В последний раз вы ко мне обращались с этим вопросом пять тысяч лет назад…»

Да, я знаю слово «вышеупомянутый». Может быть, я немного раздражена и ершиста, но, как бы вежливо вы ни просили, подпустив в голос заискивающие нотки, я, блин, точно не подряжалась работать для вас службой точного времени.

Кстати, прежде чем вы попытаетесь бросить курить, примите к сведению, что курение – отличная тренировка для подготовки к вечности в аду.

И прежде чем делать ехидные замечания о моем истеричном характере, мол, у девочки «красные дни календаря» или «девчонка уселась на ватного пони», на секунду задумайтесь и попробуйте вспомнить, что я мертва – я умерла юной и неполовозрелой, и поэтому надо мною не властны глупые репродуктивные императивы, которые, вне всяких сомнений, довлеют над каждым мгновением вашей убогой биологической жизни.

Я явственно слышу, что сказала бы мама: «Мэдисон, ты уже умерла, так что угомонись».

Я все чаще задумываюсь и никак не могу разобраться, к чему пристрастилась сильнее – к надежде или ксанаксу.