Проклятое дитя

Неведение материальной жизни, отличавшее обоих влюбленных, было как бы черным фоном, на котором так четко выделялись малейшие штрихи в этой картине духовного сближения, исполненного тонкой и чистой прелести, как сцены античной жизни, написанные красной краской на этрусских вазах. В их беседах каждое слово влекло за собой множество мыслей, ибо оно было плодом долгого раздумья. Обоим несмелым влюбленным начало любви казалось и последним ее пределом. Никто не стеснял их свободы, но оба они были в плену своей наивности, и каждый из них пришел бы в отчаяние, если б разгадал тайный смысл своих смутных желаний. Оба они были поэтами и живой поэзией.

Музыка, искусство, которое больше всего чувствуют влюбленные, стало истолкователем их мыслей, и они с наслаждением повторяли друг за другом какую-нибудь музыкальную фразу, без помехи изливая в волнах прекрасных звуков страстную любовь, переполнявшую их сердца.

Зачастую любовь растет, проходя через свою противоположность, — тут и размолвки и примирение, в будничной форме идет борение духа с материей. Но лишь только взмахнет белыми своими крылами истинная любовь, она сразу возносится над этими битвами, и тогда уж не отличишь двух сторон человеческого существа, — все в нем одухотворяется, любовь подобна тогда творению великого художника, где нашел наибольшее свое выражение его гений: все в его шедевре залито светом, самым ярким, чистым светом, который нет надобности подчеркивать тенью, чтобы добиться рельефности. Габриелла по врожденной женской интуиции и Этьен как человек, много перестрадавший и много размышлявший, быстро прошли тот путь, по которому идет обыденная влюбленность, и вскоре уже были за ее пределами. Как все слабые натуры, они быстрее прониклись верой друг в друга, которую сравнить можно с зарей, окрашивающей пурпуром небеса; и эта вера стала их силой, поднимала их душу. Для них всегда сияло солнце. Вскоре их взаимное доверие достигло уже той высоты, где невозможны ни ревность, ни мучительство; каждый всегда был готов к самопожертвованию, всегда полон обожания. В их любви не было страданий. Оба были одинаково слабые существа, но обоих делал сильными их союз; если юный герцог д'Эрувиль превосходил дочь лекаря ученостью и высоким положением, все его условные преимущества затмевала красота Габриеллы, ее возвышенные чувства, ее тонкое очарование. Как две белокрылые чайки, вознеслись они рядом в ясное небо, Этьен горячо любит и горячо любим, настоящее безмятежно, будущее безоблачно: замок отцом отдан сыну, он тут полновластный хозяин, море принадлежит обоим влюбленным; ни малейшая тревога не нарушает гармонии песни любви, которую они поют так согласно; девственная чистота сердца и ума расширяет их кругозор, мысли текут свободно, рождаясь одна из другой без всякого усилия; чувственное желание, с удовлетворением которого увядает очень многое, вожделение, этот грех земной любви, еще не коснулось их. Как два Зефира, присевших вместе на ветку ивы, они довольствуются счастьем любоваться отражением друга в зеркале прозрачных вод; их очаровывает беспредельность, они с восторгом созерцают морскую ширь, даже и не помышляя скользить по ней в ладье, которую ведет надежда, поставив белые паруса и обвив снасти гирляндами.

В любви бывает краткое время, когда она сама себе довлеет, когда влюбленные счастливы уж тем, что она существует. Это весенняя пора любви, пора еще не распустившихся почек, и случается, что тогда влюбленный прячется от своей любимой, желая усилить удовольствие от любовной игры и, притаясь, лучше рассмотреть свою избранницу. Но Этьен и Габриелла по-детски бесхитростно наслаждались своим счастьем: то они, словно две сестры, обменивались невинными признаниями, то по смелости пытливой мысли могли назваться братьями. Обычно в любви один бывает рабом, а другой кумиром, но наши влюбленные воплощали мечту Платона [17]: они стали единым богоподобным существом. То он, то она защищали его от самих себя. Постепенно, медленно, одна за другой пришли и ласки, но такие чистые и шаловливые, веселые и задорные, как игры двух зверьков, едва вступивших в жизнь. Чувство, заставлявшее их вкладывать всю душу в звуки страстных песен, вело их к любви через множество превращений, но они были неизменно счастливы. Радости любви не лишали их сна, не повергали в безумие. То было лишь начало все возраставшего наслаждения, для них еще не расцвели алые цветы страсти, венчающие ее стебель. Они всецело отдавались своему чувству, не подозревая об опасности. Каждый простодушно осыпал похвалами красоту друга и, воспевая ее в этих тайных идиллиях, расточал целые сокровища поэтических эпитетов, угадывал те нежные преувеличения, те страстные ласкательные слова, которые нашла античная муза Тибулла [18]и пересказали нам итальянские поэты. Слова, слетавшие с их уст, рождавшиеся в их сердцах, были подобны пенным волнам, омывавшим мелкий песок на берегу моря, таким одинаковым и таким непохожим друг на друга. Радостная и вечная верность.