Проклятое дитя

Хасин видел выражение лица Анны, находясь в кабинете короля и стоя у окна, что выходило как раз в сад. За его спиной Тамир с еще несколькими послами империи Халлон, что сопровождали его в этот раз в поездке, обсуждали дела и какие-то вопросы, которые его едва ли волновали. Сейчас его волновало нечто иное: помимо тревоги за Анну, за ее разбитое сердечко — а иначе не будет — демона тревожило и кое-что еще. Нечто новое, еще не постигнутое в его яркой и насыщенной, бурной жизни, за которою он многое познал и попробовал, и оттого сбивающее с толку и заставляющее злиться на самого себя и задумываться о том, что делать и как бороться. Потому что этим новым для него стала ревность. И ревность далеко не дружеская, когда близкий тебе человек вдруг забывает о тебе, пренебрегает и больше не ценит. Не ревность к другу, когда у него появляется новый круг общения.

Ревность истинно мужская. Когда задевается твое самолюбие и самые потаенные чувства. Когда ты ощущаешь ее огонь в каждой клеточке тела. Когда тебе не выносима сама мысль о возможных соперниках. Когда ты явно осознаешь свою незначительность и неважность на фоне другого.

Хасин хмуро смотрел на бродившую перед глазами Анну и понимал всю нелепость овладевших им эмоций. И не находил объяснения и оправдания. Но беловолосый демон славился тем, как умел владеть собой. А потому отвернулся от окна и спокойно присоединился к обсуждению деловых вопросов, решив, что позже обдумает то, что с ним происходит. Позже найдет объяснения и оправдание, причину и способ избавления. Он всегда умел задвигать свои чувства на задний план, чтобы не мешали жить так, как ему хочется. Так было всегда, с самого детства: Хасин непревзойденно владел собой, чем славился и умел пользоваться, что всегда служило лишь на благо, не давая отвлекаться. Он мастерски овладел умением выбрасывать из головы сомнения, тревоги и неопределенности. Всегда четко знал, что допустимо, а что категорически неприемлемо, и от чего стоит избавиться раз и навсегда.

Глава 17

Анна сладко спала, подложив ладошку под щеку, и так же сладко улыбалась — ей снился очень красочный и приятный сон, судя по всему. И Хасин даже догадывался о том, что могло грезиться влюбленной юной девушке.

Демон стоял у окна уже некоторое время, появившись в спальне принцессы посреди ночи, и просто смотрел на нее — задумчиво и нежно. Усмехнулся мысли о том, что в этот раз встречи ждал с куда большим воодушевлением именно он. И вдруг оказался разочарован ею. Оказывается, он привык к восторженному и счастливому взгляду Анны, когда она видит его. Привык к беспредельному счастью и нетерпению в ее улыбке, когда она смотрит на него, но не смеет приблизиться и обнять, как хочется, соблюдая правила приличия и этикет. Привык, что едва оказавшись наедине, он прижимает ее к себе, укутывая ее своей нежностью, и получая в ответ полное доверие и радость от встречи.

В этот раз Анна тоже была рада его видеть. Но эта радость очень быстро затмилась более насущными, волнительными, трепетными и такими незнакомыми переживаниями, которые перекрывали собой все прочее. Она была поглощена еще неизведанным чувством влюбленности и очарована эмоциями, что сопутствовали ему. Была целиком и полностью сконцентрирована на том, что ее волновало и заботило — очередная встреча с предметом своих мечтаний.

— Вот ты и выросла окончательно, моя малышка, — невесело усмехнулся Хасин, подойдя к кровати, где присел на край, убирая с личика девушки локон пепельных волос, едва касаясь костяшками пальцев бархатной щеки.

Неожиданно Анна подалась к его руке, все еще крепко спя, приникла к его ладони лицом и во сне прошептала его имя. Ее пальцы сжались на его собственных, будто она боялась потерять это прикосновение, чему демон невольно улыбнулся: она скучала, пусть и не замечала этого так сильно как прежде. Не отнимая руки, Хасин осторожно опустился рядом с Анной на постель, а девушка, почувствовав его тепло, тут же приникла к нему всем телом, укладывая голову на плечо. Опустив лицо в светлые волосы, Хасин улыбался, обнимая ее за тонкую талию, которую мог обхватит двумя своими руками — он вдруг отчетливо понял это, когда ладонь легла поверх полупрозрачной ткани ночной рубашки. Пальцы зачесались в желании убрать эту невесомую преграду и коснуться нежной кожи, провести пальцами по рисунку тонких вен вверх по спине и зарыться пальцами в волосы, запрокидывая головку назад, чтобы…