Проклятия по контракту

— Обыкновенно. «Чтоб ты свои ноги поломал… Чтоб они тебя не носили…». — Она, наконец, подняла голову и взглянула на Тину. — Теперь вам ясно?.. — И снова стала раскачиваться и причитать. — Это я виновата!.. Я виновата!.. Я виновата!.. Я!.. Я!.. Я!..

Она повторяла всё громче, громче, пока не дошла до крика. Прибежал рассерженный врач.

— Немедленно уходите! Вы же видите, что у неё истерика!

— Ясно, что эта дамочка замешана в преступлении, — заключил Борис — Надо ждать, пока она оклемается.

Весь день они потратили на безрезультатный обход соседей Кононова — никто ничего не видел. Столкнувшийся с ними композитор Крымский пытался затащить их к себе, чтобы спеть свою новую песню о полиции, навеянную знакомством с ними, но Борис вежливо, но твёрдо, отклонил это приглашение Кононов всё ещё был в реанимации. Бурляев то приходил в сознание, то опять впадал в беспамятство. На всякий случай, Пахомов приказал у их палат поставить круглосуточную охрану Оставалось ждать.

Вернувшись домой, усталые и не выспавшиеся ещё с прошлой ночи, они свалились и заснули. А под утро Борису приснилась мама.

Она вышла из темноты, точнее, выплыла, приблизилась, присела на кровать, улыбнулась.

— Здравствуй, сыночка!

Он схватил её руку, поднёс к губам, начал целовать. — Почему ты так долго не приходила?

— Не хотела будоражить. Тебя любят, о тебе заботятся — мы с бабушкой за тебя спокойны.

— Ты виделась с бабушкой?

— Конечно. Она меня встречала. Меня там многие встречали, и родственники, и друзья, и мои бывшие любовники, которые все явились раздетыми, очевидно, как напоминание о прошлом… Даже отец твой меня навещает, правда, ненадолго: всё время куда-то торопится — подозреваю, что он и там создаёт партийную ячейку.

— Я скучаю по тебе. Ты мне нужна!..

— Поэтому и пришла… Дружочек мой, сыночка, что с тобой?..

— Я начинаю уставать. Их так много!

— Кого?

— Моих клиентов: убийц, бандитов, мошенников!.. Жестоких и ненасытных!.. Скажи мне, мама, куда исчезли такие понятия как честь, совесть, дружба, привязанность?… Где прославленные российские офицеры, для которых честь была важнее, чем жизнь, которые, при невозможности сдержать своё слово, стрелялись?.. У них ведь были дети, внуки, правнуки — почему они это не унаследовали?!

— Сын, вспомни: на чём держалась Россия?.. На Вере, Царе и Отечестве. Царя — скинули, Веру — разрушили, осталось одно Отечество, а на одной точке опоры выстоять трудно. Наши вожди это понимали, поэтому пытались заменить религию коммунизмом, а царя — Сталиным… Но сам знаешь, что из этого вышло.

— Но сегодня уже нет Сталина, остановлен маршбросок к коммунизму, открыты границы, есть свобода самовыражения… Наконец, пришло это долгожданное время очищения и самоусовершенствования… А получилось наоборот: расцвет царствия подонков!.. Я их ловлю, обезвреживаю, сажаю, а их всё больше и больше. Как с Гидрой: рубишь одну голову — вырастают десять… Я уверен: такого урожая поганок не было нигде, ни в какие века, ни в России, ни в других странах!..

Она поднялась, стала в «сценическую» позу и продекламировала:

— Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
Как гибнет в нищете достойный муж,
А негодяй живёт в красе и холе,
Как топчется доверье чистых душ,
Как целомудрию грозят позором,
Как почести мерзавцам воздают,
Как сила никнет перед наглым взором,
Как всюду в жизни торжествует плут…

— Что это? — удивлённо спросил Борис.

— Шекспир, шестьдесят шестой сонет. Шестнадцатый век, Англия.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да. Это было, есть и будет: вечная борьба Добра и Зла. И Добро обязательно должно побеждать, для этого и рождаются такие умные, добрые и мужественные, как ты… И для этого надо быть сильным и здоровым, поэтому бабушка просила передать, чтобы ты регулярно кушал куриный бульон. Ты же его любишь?

— Последний раз, когда ты его сварила, я слопал три тарелки.

— Это сварила бабушка. Я никогда не умела готовить. Однажды пригласила гостей на холодец — так после этого наша ближайшая больница неделю работала без выходных.

Она стала медленно удаляться. Он протянул к ней руки.

— Мама, подожди, не уходи!

— Мне пора.

— Ты ещё придёшь?

— Конечно. Но, пожалуйста, учись обходиться без меня — ты уже большой мальчик и у тебя есть замечательная подруга… Делай своё дело, ты это умеешь!.. И помни завет Леонардо да Винчи: «Кто не наказывает порок, тот его пособник»!.. Кстати, он изрёк это ещё в пятнадцатом веке!..

И она растворилась в темноте. А он, не раскрывая глаз, уткнулся лицом в её оренбургский платок и шепотом повторял: мама, мама, мама… Этот платок, после похорон, он каждую ночь клал рядом с подушкой: от платка пахло мамой.

Заснуть уже не смог. Тихонько, чтобы не разбудить Тину, поднялся и вышел на кухню.

Ему было стыдно: разнюнился, как последний хлюпик, огорчил маму!..