Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы

— Человек Форрестер, — инджойер явно не торопился, — да. Так как период удержания истек семнадцать минут назад, то да, он охотится за вами.

Слава Богу, придурошного марсианина нет поблизости, огляделся Форрестер. Но присутствие аэрокрафта реверса смерти являлось дурным предзнаменованием.

— Дети, — сказал он. — У нас неприятности. За мной гонятся.

— О, Чарлз! — задыхаясь от восторга, воскликнул мальчик, — Тебя убьют!

— Я приложу все усилия, чтобы этого не произошло. Послушай, ты не знаешь, есть здесь секретные ходы через подвалы, чердаки?

Мальчик и девочка переглянулись. Глаза девочки округлились.

— Тант, — прошептала она. — Чарлз хочет спрятаться.

— Точно, — сказал Форрестер. — Ну так что, сынок? Как каждый нормальный ребенок, ты должен знать лазейки.

— Чарлз, — начал мальчик. — Конечно, знаю. Но уверен ли ты…

— Уверен! Уверен! — отрезал Чарлз Форрестер. — Бежим. Куда?

Мальчик сдался.

— Следуй за мной. И ты тоже, Тант.

Они резко нырнули в одно из зданий.

Форрестер осмотрелся вокруг в последний раз. Хайнцлихена вместе со всеми добавками он не заметил. Только ховеркрафт прошелестел мимо, несколько безразличных прохожих да человек в голубом наверху, в машине реверса смерти, наблюдающий за ним удивленно и с явным недовольством.

Когда он очутился под прикрытием своих апартаментов, дети уже вернулись домой, чтобы дождаться возвращения матери.

Форрестер поспешил в квартиру, закрыл дверь и запер ее.

— Инджойер, — сказал он, — ты оказался прав. Я признаю это. Зачитывай сообщения, но только медленно, чтобы я смог разобраться в сути.

— Человек Форрестер, — безмятежно сказал инджойер, — зачитываю сообщения. Винченцо д’Агностура заявляет, что вы можете рассчитывать на его услуги в качестве юридического представителя, но, согласно правилам Ассоциации юристов, звонить он больше не станет. Тайко Хирониби считает, что вследствие недопонимания вам следует встретиться и обговорить вопрос заново. Эдне Бенсен шлет вам объятия. Пакет с документами находится на вашем ресивном подносе. Вы готовы принять объятия прямо сейчас?

— Нет, позже. Приятное оставим напоследок. Есть среди остальных звонков важные?

— Человек Форрестер, у меня нет параметров для адекватного определения степени важности…

— Да, помощник попался что надо, — с горечью заключил Форрестер. — Гони выпивку, пока я думаю. Джин с тоником. — Он дождался заветного стакана и перво-наперво изрядно глотнул.

Его нервы перестали быть спутанной колючей проволокой.

— Хорошо, — сказал он. — Что это за пакет?

— На вашем ресивном подносе лежит пакет с документами, человек Форрестер. Конверт. Приблизительно девять на двадцать пять сантиметров. Меньше полусантиметра в толщину. Вес около одиннадцати граммов. Надпись: Мистер Чарлз Дэлглиш Форрестер, номер социального страхования 145 10-3088. Последний адрес при жизни: 252 Далсимер-драйв, Эванстон, Иллинойс. Умер от ожогов 16 октября 1969 года. Доставить в момент оживления. Содержание неизвестно.

— Хм-м. И это все, что написано?

— Нет, человек Форрестер. Есть машинные отметки по пересылке и доставке. Я постараюсь фонемизировать их с максимальным приближением. Сигма, трифаза, ноль, точка, алеф, парафаза…

— Достаточно! — взмолился Форрестер. — А что-нибудь по-английски еще написано?

— Нет, человек Форрестер. На сгибах едва заметные следы карбонизации. Небольшие выцветшие пятна, возможно отпечатки человеческих пальцев. Некогда на бумагу пролили разбавленную антикоррозионную жидкость…

— Инджойер, — произнес Форрестер. — У меня появилась идея. Почему бы мне не открыть пакет? Где, ты говоришь, он находится?

Лежавший на подносе конверт оказался письмом жены.

Форрестер смотрел на конверт, чувствуя, как что-то защипало в уголках глаз. Почерк был незнаком ему. Приписка под письмом гласила: «По-прежнему любящая тебя Дороти…» Но рука, написавшая строчки, была небрежной, трясущейся, дряхлой… Она даже не могла каллиграфически выписывать буквы, чем в свое время гордилась. Форрестер разобрал письмо с трудом.

Дорогой Чарлз.

Это уже, думаю, десятый или одиннадцатый раз, когда я пишу тебе письмо. И каждый раз, когда у меня вновь плохие новости или известия о смерти, я берусь за перо, как будто единственные стоящие новости, посылаемые в следующий век, а может и через несколько веков, имеют отношение к неприятностям. Не к твоим неприятностям. Уже не к твоим. В основном это касается только меня.