Проклятие Спящей красавицы

– «Птичье молоко».

– Катюшкина любимая сладость. Спускайся и топай ко мне, я тебе эту коробку отдам, а ты ей подаришь, когда придет тебе вечером укол ставить.

С той коробки конфет и начались отношения Димона и Кати. А еще с вранья Левона. Ничего о своей симпатии к покалеченному спецназовцу она не говорила, но все знали, что девушка очень хочет замуж, да попадаются все не те. Димон же был парнем порядочным, и доктор Сарикян решил, что хуже не будет, если он ребят друг к другу подтолкнет.

– Ты только не говори Катюшке, что я ее секрет тебе открыл, – предупредил он Димона. – Она девушка скромная, засмущается. А то еще на меня обидится, а я ее хорошим отношением дорожу.

Три года их браку исполнилось. Живут душа в душу, Катюша сейчас в декрете, а Димон уже и не помнит того момента, когда хотел с крыши спрыгнуть.

– Это тебе, – сообщил он, вынув из ящика стола коробку, завернутую в черный полиэтилен.

– Что это?

– Понятия не имею, просили передать доктору Сарикяну.

– Кто? – Он потряс коробку, но в ней ничего не грохнуло. Значит, не коньяк.

– Мужик какой-то. Вчера вечером ко мне постучал, спросил, знаю ли я тебя, когда я ответил утвердительно, попросил передать.

– Странно, что не в приемном покое оставил, ну да ладно.

– Откроешь?

– Потом. Я и так опаздываю. – Но Лева предположил, что в коробке восточные сладости. Чурчхелу он не любил, а вот тающие во рту халву и пахлаву очень, и все об этом знали.

– Да, еще же новость есть! Опупительная!

– Все, Димон, некогда, – и не стал слушать приятеля, пытающегося выдать-таки опупительную новость.

Узнал ее Левон от старшей медсестры отделения Розы.

– Спящая красавица проснулась! – торжественно объявила она сразу после того, как поздоровалась.

– Да ты что? – Тут же вспомнился забытый поцелуй, и стало немного стыдно. – Когда?

– Неделю назад она очнулась и очень всех напугала! Думали, потеряем. Но реанимировали, перевели в интенсивную терапию. Окончательно пациентка пришла в себя вчера вечером! В восемнадцать ноль-ноль. Символично, правда?

– Не понял?

– Сегодня девятнадцатое.

– А, вот ты о чем. – Левон вручил старшой (так ее называли, а еще Розалиндой, но это уже ухаживающий за ней электрик) презентик из Армении. – Как она?

– Нормально. Уже в своей палате. Ольга соображает, двигается, как может после шестнадцати лет лежания, шепотом говорит, ест.

– Даже так?

– Через трубочку, но сама. Удивительная пациентка. У нас некоторые после двухчасового наркоза себя хуже чувствуют, а потом еще сутки валяются и ноют, а эта встать пыталась.

– Психолог с ней беседовал?

– Сразу вызвали. Он и вечером был, и на ночь остался. Сейчас спит у себя, домой не идет, вас дожидается.

– Тогда я к нему после обхода…

– Иван Дмитриевич, – так звали психолога, – не велел к пациентке никого водить. Разрешил только мне, она меня уже знает, и вам.

– Буду иметь в виду.

Он направился к себе в кабинет, чтобы переодеться, но Роза окликнула его:

– Она ничего не помнит, Левон Гамлетович. И пока не знает, какой сейчас год.

Кивнув, он двинулся дальше. До обхода оставалось пять минут.

* * *

Она полулежала на кровати и смотрела в окно. Жалюзи на нем были раздвинуты, и Ольга видела серое небо, голые ветки вековых осин, птиц, взмывающих с них ввысь, и моросящий дождь.

– Можно попросить закрыть окно, – прошелестела она. – Пейзаж навевает тоску.

Роза выполнила просьбу. А чтобы в палате не было мрачно, включила свет. Она еще и телевизор хотела врубить, но Иван Дмитриевич качнул головой.

– Роза, иди, занимайся делами, мы тебя позовем, если что, – сказал ей Лев.

Старшая с неохотой подчинилась. Ей хотелось присутствовать при разговоре докторов с пациенткой, но она не нашла предлога, чтобы остаться.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Левон участливо. Пока он стоял, но намеревался опуститься на стул, в данный момент занятый дополнительной подушкой.

Пациентка впервые на него посмотрела, до этого лежала, отвернувшись.

Бодрствующая, она выглядела иначе. Из-за глаз, понял Лев. Они оказались серыми, как небо за окном. На смуглом лице они не только выделялись, но по-особенному играли. Как драгоценные камни, выложенные на контрастную поверхность.

Когда ее глаза встретились с Левиными, пациентка вздрогнула. Он испугался, подумал, что у Ольги судорога, но нет. Она повела себя так, будто увидела кого-то знакомого.

– Вы меня узнали? – спросил Левон.

– А должна?

– Я проводил первичный осмотр, когда вас привезли к нам на «Скорой».

– Вы грузин? – задала очень странный вопрос она.

– Армянин. Меня зовут Левон Гамлетович, и я все еще ваш лечащий врач.

– Вы мне кого-то напомнили, – задумчиво проговорила Ольга, и глаза ее затуманились. – Но не врача. И этот кто-то был грузином, – сказав это, женщина запела. Несмотря на то что голос ее не восстановился, слушать ее было приятно. Хороший слух у Ольги, и песня хорошая, грузинская колыбельная. – Он пел мне ее когда-то…