– Очень. Как друга и наставника. У меня не было ни деда, ни отца, ни брата. Зайка всех заменил.
– Кстати, об отце…
– Некстати, – не дал ей продолжить Леня. – Не хочу о нем говорить.
И набычился. Оля помнила это хмуро-упрямое выражение на миловидном лице сына. Появлялось оно редко, но если такое случалось, она понимала, переговоры окончены. Леня будет стоять на своем до конца.
– Ты предупредил Иду о том, что мы едем? – сменила тему Ольга. Переупрямить сына невозможно, значит, нужно перехитрить. С мужчинами этот номер у нее всегда легко проходил.
– Я ей звонил, чтобы уточнить, будет ли она дома.
– Как она отреагировала?
– Обрадовалась, меня услышав. Сейчас наверняка хлопочет, на стол накрывает. Но о тебе я ей ни слова не сказал. Хочу посмотреть на естественную реакцию Иды.
– Она вообще знает, что я пришла в себя?
– Думаю, нет. Иначе она бы не вела себя со мной так легко.
– Ида живет одна?
– Мама, я не знаю. Когда мы виделись в последний раз, она встречалась с каким-то молодым художником, но и только. Возможно, съехалась с ним.
– На малолеток потянуло нашу Иду? – усмехнулась Оля. Не зря говорила медсестра Инга, что сейчас это сплошь и рядом.
– На талант. Ей очень нравились работы парня, она помогала ему устроить выставку, так с ним и сблизилась.
– Зайка ей тоже денег оставил?
– Нет, только квартиру, машину и так, по мелочи. Деньги даю ей я.
– Мать и сын Бородулины – пожизненные спонсоры Иды Смеховой! – торжественно, как с трибуны, проговорила Оля. – А поработать она не хочет? Для разнообразия?
– Ты к ней несправедлива. Ида, когда был жив Яков Феликсович, возглавляла благотворительный центр для детей-сирот «Зайка».
– Открытый твоим благодетелем для того, чтобы получать налоговые льготы? – Оля видела недовольство на лице Лени. Что не скажет, все ему не так! – Я токсичная, да? Так у вас сейчас говорят о язвительных и циничных людях? Уж извини, какая есть!
И отвернулась к окну.
– Это ты меня извини, – услышала Оля. – Не хотел обидеть. Просто не знаю, как себя вести.
– Свалилась на твою голову, навела суеты…
– Опять начинаешь? Я же нормально пытаюсь общаться.
– Меня не было шестнадцать лет, – медленно заговорила Оля. – В этом развивающемся мире. – Она делала паузы, чтобы ему было понятнее. – Он менялся, я нет. Вам, кто проживал это время, меня не понять. Вы менялись вместе с ним. Я застряла в нулевых. И мы тогда не были таким нежными, ранимыми, рефлексирующими, как вы…
– Я не из-за этого теряюсь в твоем присутствии, – перебил ее Леня. – Застрявших в прошлом людей много, и никто из них не впадал в кому. – Он набрал полную грудь воздуха и выпалил: – Я не знаю, как вести себя с матерью, которой у меня фактически никогда не было!
– Ты забыл все дни, что мы провели вдвоем?
– Вот именно, что я помню каждый. Их было так мало, что я боялся забыть даже незначительную деталь. А потом ты исчезла. И я тебя отпустил. Не сразу, но…
– Я съеду сразу, как оклемаюсь.
– Не к этому я веду! – воскликнул он раздосадованно.
– Знаю. Ты не гонишь меня, это я хочу съехать. И дать нам обоим время на то, чтобы захотеть друг с другом сродниться.
– Тебе тоже неловко в моем присутствии?
«Только потому, что неловко тебе», – мысленно ответила ему Оля. А вслух сказала:
– Во мне вообще пока мало ловкости. Я как ребенок, едва вставший на ножки. Но с каждым днем я крепну. Когда я съеду, то не возьму с тебя денег. Меня ты содержать не будешь.
– Вот это даже обидно слышать! Мне что, на мать жалко?
«Откупиться от меня хочешь, как я когда-то от тебя?» – Этот вопрос Оля тоже не озвучила.
– Я всегда была самостоятельной и хочу такой оставаться, – сказала она Лене.
– Но на что ты будешь жить? И где?
– У меня есть квартира в Коломне. Как я поняла, без долгов по коммунальным платежам. – Он кивнул. Платил по счетам и периодически заказывал клининг, чтобы отчий дом не зарастал грязью. – Что же касается первого твоего вопроса, то отвечу так: я планирую открыть шоу-рум и торговать в нем вещами одного талантливого модельера.
– То есть первоначальный капитал тебе все же понадобится? – повеселел сын. – Я дам, не вопрос.
– Раздобуду его сама.
– Банк ограбишь?
– Кое-что продам.
Она имела в виду кольцо. То, что депутат оставил Оле после разрыва их помолвки. Она нашла его в нижнем ящике шкафа. Драгоценность была завернута в газеты, а они всунуты в детский валенок. Зачем он хранился в «архиве», Оля вспомнила сразу, как наткнулась на него. Они с Идой и Ленчиком находились в Москве. Сын сидел в коляске. И тут толпа! И двигалась она прямо на них. Перепуганная Оля схватила сына, чтобы бежать, но тут увидела… Адриано Челентано! Самого красивого мужчину из некрасивых, по общему мнению подруг. Толпа преследовала его. Лялька от восторга онемела и остолбенела. Стояла столбом, пока знаменитый итальянец приближался. Когда Челентано поравнялся с ней, Оля простонала «Адриано» и чуть не выронила Леню. Тот помог подхватить ребенка, надел ему на ногу свалившийся валенок, еще и подставил на нем автограф маркером. С тех пор этот незатейливый предмет обуви превратился чуть ли не в реликвию.