Проклятие Шалиона

– А я вот… – Кэсерил указал на тропинку у себя за спиной, – сошел с дороги, хотел укрыться и передохнуть немного в той мельнице, – он не стал вдаваться в детали и объяснять, почему это ему поутру вдруг понадобилось искать укрытие, – и нашел мертвеца.

– Ага.

Кэсерил, насторожившись, подумал, что, возможно, поторопился расстаться с камнем.

– Ты знаешь о нем? – спросил он.

– Видал его лошадь, была там привязана утром.

– А-а… – теперь он мог спокойно спуститься к дороге и продолжить путешествие без всякого ущерба для своей совести. – А ты не знаешь, кто этот бедняга?

Фермер пожал плечами и сплюнул.

– Не местный, вот и все, что я знаю. Я как понял, что за чертовщина творилась тут прошлой ночью, так сразу позвал нашу настоятельницу из храма. Она забрала его вещи – чтоб не пропали – и будет держать у себя, пока за ними не придут. Его лошадь у меня в конюшне. А здесь все надо сжечь, вот как. Настоятельница сказала – нельзя, чтобы он долежал до заката, – он указал на кучу хвороста и поленья на спине своего осла и, затянув покрепче связывавшую их веревку, двинулся дальше по тропе. Кэсерил зашагал с ним рядом.

– Как ты думаешь, что он там делал? – спросил он чуть погодя.

– Ясное дело, что, – хмыкнул крестьянин, – вот и получил по заслугам.

– Хм… а кому он это делал?

– Откуда мне знать? Пусть храм разбирается. Я просто не хочу, чтобы такое творилось на моей земле. Ходят тут… заклятия сеют. Выжгу их огнем, а заодно спалю и эту проклятую мельницу, так вот. Нехорошо оставлять ее стоять, уж очень близко от дороги. Притягивает, – он зыркнул на Кэсерила, – всяких.

Кэсерил помолчал еще немного, потом спросил:

– Ты хочешь сжечь его вместе с одеждой?

Фермер окинул Кэсерила взглядом с ног до головы, оценивая бедность его обносков.

– Я до него дотрагиваться не собираюсь. И лошадь бы не взял, да жаль было оставлять бедную тварь помирать с голоду.

Кэсерил неуверенно спросил:

– Ты не возражаешь, если я тогда заберу эти вещи?

– А чего ты у меня спрашиваешь? С ним вот и договаривайся. Ежели не боишься. Мне-то все равно.

– Я… я помогу тебе с ним.

Фермер моргнул.

– Ну, это хорошо бы.

Кэсерил понял, что фермер донельзя обрадовался, что ему не придется одному возиться с трупом. Правда, таскать большие и тяжелые поленья у Кэсерила не было сил, но посоветовать, как уложить их в мельнице таким образом, чтобы огонь разгорелся сильнее и спалил остатки здания дотла, – это он мог.

Крестьянин с безопасного расстояния наблюдал, как бродяга раздевает труп, стягивая с закоченевших членов вещь за вещью. Тело раздулось еще больше. Кэсерил стащил с покойника тончайшей работы исподнюю рубашку, и освобожденный живот вспучился до пугающе огромных размеров. Но заразным тело не было, да и запах до сих пор отсутствовал. Даже странно. Кэсерил задумался, что будет, если не сжечь труп до заката, – он лопнет? И если лопнет – что выйдет из него… или войдет? Он встряхнул головой, отгоняя странные мысли, и быстро сложил одежду. Грязи на ней почти не было. Туфли оказались слишком малы, их он оставил. Затем вместе с фермером они уложили тело среди дров.

Когда все было готово, Кэсерил опустился на колени, закрыл глаза и прочитал погребальную молитву. Не зная, кто из богов забрал себе душу умершего, хотя и несложно было сделать соответствующие выводы, он обратился сразу ко всем пяти членам Святого Семейства:

– Милосердия Отца и Матери, милосердия Сестры и Брата, милосердия Бастарда, милосердия всех пяти – о Величайшие! – мы покорнейше просим милосердия. Какие бы грехи ни совершил покойный, он заплатил за них сполна. Милосердия, Величайшие! «Не справедливости, пожалуйста, не справедливости. Мы все были бы глупцами, моля о справедливости. Милосердия!»

Закончив молитву, Кэсерил встал и огляделся. Подумав, поднял ворона и крысу и положил их маленькие трупики рядом с телом человека – у его головы и ног.

Боги нынче явно улыбались Кэсерилу. Интересно, во что это выльется.

Столб густого жирного дыма поднимался над мельницей, когда Кэсерил вновь зашагал по дороге в сторону Валенды с одеждой мертвеца, связанной в тугой узел за спиной. Хотя она была значительно чище и опрятнее лохмотьев Кэсерила, он справедливо рассудил, что прежде чем натянуть ее на себя, надо найти прачку и хорошенько отстирать свое приобретение. Он почти слышал, мысленно отсчитывая прачке за труды медные вайды, их грустное позвякивание, но что поделаешь!..